Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим - [71]

Сейчас Петер Хофер лежит, соединенный множеством трубок с так называемым рабочим местом анестезиолога. Этот пикающий в ритме его сердца аппарат — в операционной незаменимый мастер на все руки. Он отпускает дозу лекарства, искусственным путем поддерживает дыхание пациента, делает замеры функционирования сердца, кровообращения и легких. Торакальная хирургия очень сложна, поэтому двое анестезиологов одновременно наблюдают за пациентом и за аппаратом. Николло Сгерци, выглядящий более суровым, объясняет мне кривые на мониторе. Скачущие, сопровождаемые равномерными «бип-бип-бип», я могу определить сама: частота сердечных сокращений Петера Хофера. А пологие восхождения и спуски пониже? «Это показатели насыщения крови кислородом», — объясняет Сгерци. «А акульи плавники на втором мониторе?» — «Количество выдыхаемого углекислого газа. Для нас приоритет не только контроль дыхания пациента, но и свободы его дыхательных путей». Входит руководитель отделения анестезии доктор Айке Никель, перепроверяет вводимые медикаменты. Операции на легких особо болезненны, поэтому Хофер получает большую дозу снотворного. Наркотическое средство позаботится о том, чтобы он не ощущал всего, что торакальный хирург Беттина Шлолаут проделывает в его грудной клетке. Помимо этого, Хофер получает анальгетики и противосудорожные препараты, чтобы мышцы были расслаблены. Вводятся они инъекциями, что обычное дело в торакальной хирургии. Газо- и парообразные средства могут испариться при вскрытии грудной клетки. Что, кстати, небезопасно и для хирургов.

«Начинаем наркоз, — обращается Никель к пациенту. — Будете себя чувствовать немного странно, но через пару минут пройдет». Николло Сгерци приставляет к лицу Хофера дыхательную маску: «Глубоко вдохните и медленно выдохните». Несколько минут Петер Хофер вдыхает чистый кислород — подготовка к предстоящей остановке дыхания. Веки Хофера начинают подрагивать и смыкаются — наркоз подействовал. Его сознание угасает. Как у наркоманов с передозировкой героина, произвольное дыхание парализуется, дыхательный центр в мозге выключается. Дыхательные мышцы тоже бездействуют. Только сердце стучит бесперебойно. «Это другая группа мышц», — объясняет Сгерци. Теперь за Хофера дышит аппарат. Сгерци приступает к интубации.

Теоретически она может длиться до десяти минут. Теоретически. А на практике остановка дыхания — для врачей сигнал тревоги. В немецких операционных для такого сигнала повод дается двадцать тысяч раз в день — каждый раз, когда анестезиологи подключают аппарат искусственного дыхания. Сердце и система кровообращения не страдают, чистый кислород поддерживает — у врачей есть подушка безопасности. Анестезиологи работают быстро и слаженно. Чтобы переключить дыхание Хофера на искусственное, Сгерци откидывает голову пациента назад так, чтобы ротовое отверстие, глотка и гортань выстроились в прямую линию. Второй анестезиолог в это время вводит интубационный ларингоскоп вглубь, пока не становится видимым надгортанник. Как правило, именно он препятствует инородным телам проникать в гортань. Но сейчас анестезиологи именно туда стараются добраться дыхательной трубкой. Ларингоскоп выглядит жутковато — будто им готовятся взломать мощную стальную дверь. Однако коллега Сгерци всего лишь вентилирует им защитную хрящевую массу. Будь пациент сейчас в сознании, его бы вырвало. Но он ничего не чувствует. И анестезиологу открывается вид трахеи. Он проталкивает через зубы тубус с двойным просветом, направляет его в гортань. Через камеру на конце и я могу бросить взгляд в горло пациента. За V-образными голосовыми складками начинается туннель с равномерными кольцами мускулов. На экране он выглядит огромным, в реальности же туда протиснулся бы разве что палец. На разветвлении бронхов ларингоскоп останавливается. Бронхи не похожи на однояйцевых близнецов: левый тоньше и длиннее, правый толще и короче. И расположен под меньшим углом. Поскольку правый спускается отвеснее, нежелательные твердые частицы обычно вдыхаются им. Легкие реагируют приступом кашля.

Врачи никогда не говорят о легких в целом. Только о правом или левом легком. Они не являются зеркальным отражением друг друга. Видимая глазу борозда разделяет их. В правом — три доли, в левом — две. Благодаря этому сердце получает больше места. Сформированные кровью и воздухом, легкие лишь имидж органа. Пока снабжаются кровью, они весят кило двести, а умер человек — не больше двухсот — четырехсот граммов. В них нет ощущения давления или боли. Поэтому изменения этой нежной ткани почти всегда обнаруживаются случайно: пациент жалуется на необычные боли в спине или на кашель с кровью. Рентген в таких случаях показывает круглый очаг: у курильщиков с высокой степенью вероятности это рак легких, то есть злокачественная опухоль. Рак легких относится к наиболее распространенным раковым заболеваниям в Германии, у мужчин чаще всего заканчивается смертью. В основном потому, что обнаруживается в виде карциномы, которую уже поздно лечить.

У Петера Хофера затемнение обнаружено в верхней левой доле. Потому анестезиологи полностью перебрасывают дыхание на правое легкое. Для этой искусственной вентиляции у интубационной трубки есть так называемые манжеты: их небольшие баллоны как раз надувает один из ассистентов. Одна манжета отделяет правое легкое от левого, другая закупоривает гортань. Теперь дыхание пациента полностью под контролем анестезиологов. Петера Хофера переворачивают на правый бок. Я надеваю маску. Операция начинается. Айке Никель уходит к следующему пациенту. В дверях задерживается и показывает на мое обручальное кольцо: «Не хотелось бы его вылавливать из пациента».