Поговори со мной… - [51]

Шрифт
Интервал

В данный момент прежде всего предстоит добраться до плода, определить правильность его расположения, да и вообще узнать, сколько их там.

Намылив руку и пожелав себе и бизонихе удачи, пробираюсь навстречу новой жизни, над которой нависла реальная угроза.

Нырять приходится довольно глубоко. Так и есть. Плод к родовому проходу лежит спиной.

– Ну что там? – волнуется Георгич.

– Спина, – говорю.

– Ты его подвинь и лови за нос! – вмешивается Василия. Он, конечно, в этом дока, на том и бруцеллез заработал.

– Да он никуда и не убегает, мне его и с места не сдвинуть – разве что с мамашей.

Это как раз один из самых неудачных вариантов расположения плода, потому как повернуть его в нужное положение очень даже непросто. И сделать это надо одной рукой, другую ведь не впихнешь. Но чтобы его развернуть, сначала надо за что-то зацепиться: либо за голову, либо за ногу. Но ни до того, ни до другого я пока не в состоянии добраться. Начинаю теленка отталкивать, чтобы хоть как-то протиснуться дальше. Но мешает бизониха, которая тужится и безуспешно пытается его вытолкнуть. Бизониха, конечно, сильнее, но родовые пути уже довольно сухие.

Временно сдаю позиции и заливаю в матку хлопковое масло. Щедро навазелинив руку, делаю второй заход. Уловив удачный момент между схватками, мне удается протиснуться в ее утробу до самого плеча. Теперь рука оказывается в плотном капкане – между стенкой матки и грудкой довольно крупного плода, я чувствую его ребра. А дальше – какая-то каша из переплетенных ног. За какую тянуть – совершенно неясно.

Руку так сильно стиснуло, что двух пальцев я уже совсем не чувствую. Но сдавать позиции нельзя: пробраться туда еще раз – не факт что и получится. Хорошо, удалось, по крайней мере, определить, что плод один. Это облегчает задачу.

– Давай я ей баралгин уколю, – волнуется Георгич.

– С баралгином подождем, не то она так расслабится, что потом вместо нее нам придется тужиться.

– Юрич, ты за ее ногами следи. Это тебе не корова – стреляет копытами во все стороны! – просит Василич.

– Ей сейчас не до стрельбы, – успокаивает Георгич.

Среди зрителей появляется Мардон со своей жемчужной улыбкой – он такие события не пропускает:

– А, дохтур, Мардона на ево пускай, Мардон знает, как теленка таскат. Твоя уже совсем слабий.

На борьбу с бизонихой сил действительно остается все меньше.

Вдруг чувствую, что кто-то там меня схватил за палец! Кроме теленка вроде больше некому.

– Он кусается! – сообщаю радостную весть.

– Подожди, он еще сейчас и лягаться начнет! – смеется Георгич.

Каким-то чудом удается добраться до нижней челюсти теленка. Это большая радость, плод еще живой, и есть смысл бороться. Голова оказалась на самом дне матки, еле-еле достаю до его морды. Еще раз убедившись, что это действительно его рот, впиваюсь в «бороду» не потерявшими чувствительность тремя пальцами и невероятными усилиями пытаюсь тащить к выходу.

Ничего не получается – теперь из-за масла все скользкое, а теленок не двигается с места, будто прирос.

Схватки постепенно ослабевают. К двум онемевшим пальцам возвращается чувствительность, но теперь они почему-то пылают огнем.

Понимаю, что силой ничего не сделать, надо хитростью. И прежде чем тянуть, его надо развернуть. Начинаю потихоньку раскачивать плод и с радостью выясняю, что он миллиметр за миллиметром поворачивается. Gutta cavat lapidem, nоn vi, set sphere cadendo – что означает: капля камень точит не силой, но частым падением. Люблю мудрость, прошедшую века! Невероятно, но теленок поворачивается!

– Ты что его там, баюкаешь? – не унимается Георгич.

– Вы лучше покрепче держите повал, не то она, не ровен час, рванет и нас тут всех сама убаюкает!

Наконец, плод удается развернуть, но он теперь оказывается ногами вверх, и из такого положения тянуть можно будет только за голову, до ног не дотянуться, и хорошим это не закончится.

Я дал себе небольшую передышку.

– Вверх ногами, что ли? – почти в один голос спросили мои помощники и одновременно наставники.

Мне оставалось только кисло улыбнуться.

– Юрич, все нормально! Теперь бери его за голову и поворачивай, он сам встанет как надо.

– Да уж. Встанет и побежит! А ну как я ему шею сверну?

Но другого выхода нет. Сделав глубокий вдох, – теперь теленка можно удобно захватить за верхнюю челюсть – потихоньку поворачиваю его голову. И – о, чудо! – теленок, до этого сидевший в утробе совершенно спокойно, начинает брыкаться, сам разворачивается ногами вниз и сразу две его ноги оказываются в родовом проходе. Это почти победа!

Убедившись, что ножки действительно передние, с великим облегчением покидаю бизонью утробу.

Дальше проще – на ножках закрепляю специальную веревку с петлей. Теперь можно тянуть.

Насибу отдаю один конец веревки, другой наматываю себе на руку. Тянем-потянем – но вытянуть не можем. Зову на помощь Мардона, он уже весь горит от нетерпения. С того момента, как отошли воды, прошло часа три, а то и больше, и часа два ушло на то, чтобы развернуть плод. А рожать-то она начала еще, наверно, на рассвете.

Все это происходит под палящим азиатским солнцем. У зубробизонихи силы на исходе и родовые схватки совсем ослабли. И старалась она более всего как раз тогда, когда мне это было менее всего нужно. А вот теперь, когда можно и нужно, – затихла.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).