Погибшая леди - [24]

— Ты вернешься в дом, мистер Форрестер, или принести тебе пальто?

— Пойду в дом. А разве Нил не останется обедать?

— Не сегодня. Скоро он придет к нам опять, и мы устроим в его честь праздничный обед. Подождешь мистера Форрестера, Нил? А я побегу, разожгу камин.

Нил задержался и проводил капитана, который с трудом добрался до дома. Он опирался на две трости, медленно отрывал от земли ноги и ступал осторожно, но твердо. Он напоминал старое дерево, внезапно стронувшееся с места.

Поднявшись по ступенькам и войдя в гостиную, капитан, тяжело отдуваясь, опустился в кресло. Закурил сигару, и от первой же затяжки к нему словно снова вернулись силы.

— Не затруднит ли тебя отправить мои письма, Нил? Ты ведь пойдешь мимо почты? — капитан вынул несколько писем из нагрудного кармана летнего пиджака. — Дай-ка я узнаю, не нужно ли и миссис Форрестер что-нибудь отправить.

Поднявшись, он вышел в небольшой холл. Там, возле входной двери, на столике под вешалкой для шляп стояла статуэтка египетской или арабской рабыни в легких одеждах, она держала в руках большую плоскую раковину с калифорнийского побережья. Нил вспомнил, что заметил эту фигурку, когда, сломав руку, попал сюда в первый раз и доктор Деннисон нес его через холл в коляску. В те времена, когда у Форрестеров еще были слуги и они по нескольку раз в день отправляли записки в город, все письма всегда складывались в эту раковину. На этот раз там лежало лишь одно письмо, и капитан вручил его Нилу. Оно было адресовано мистеру Фрэнку Босуотеру Элингеру в Гленвуд-Спрингс, Колорадо.

Нил почему-то смутился и хотел побыстрей спрятать письмо в карман. Но капитан, взяв обе трости в одну руку, забрал у него голубой конверт и принялся рассматривать его, далеко отведя руку от глаз.

— Ты заметил, Нил, у миссис Форрестер всегда был прекрасный почерк. И когда она составляла для меня списки покупок, не стыдно было показать их кому угодно — строчечка к строчечке, будто выгравировано на меди. Редкий талант для женщины.

Нил хорошо помнил почерк миссис Форрестер, другого такого ему видеть не доводилось: удлиненные, изящные, чуть угловатые буквы, удивительно мелкие и в то же время решительные и четкие. В них, как кружево, вплетались черточки и точки, тонкие, словно паутина. При этом прочесть каждое слово не составляло труда. Казалось, ее письма были написаны с необыкновенной поспешностью, но пером водила твердая и умелая рука.

— О да, капитан! Когда письма миссис Форрестер попадают мне в руки, я всегда восхищаюсь ее почерком. Его невозможно забыть.

— Да, такой редко встретишь, — капитан отдал Нилу конверт и, опираясь на обе трости, медленно направился к своему большому креслу.

Нил и раньше задавался вопросом, что известно капитану о жене. Теперь же, спускаясь с холма, он не сомневался, что капитан знает о ней больше, чем кто-либо другой. Знает все, что можно знать о Мариан Форрестер.

3

Тем летом Нил намеревался почаще уходить в рощу Форрестеров с книгами, но все складывалось не так, как ему хотелось. В роще постоянно торчал Айви Петерс, и это раздражало Нила. Айви регулярно навещал свои новые пшеничные поля на заливных лугах и всегда выбирал старую тропинку, которая начиналась там, где когда-то было болото, вилась по крутому берегу и проходила через рощу. В роще его можно было встретить когда угодно — с хозяйским видом, заправив брюки в высокие сапоги с отворотами, он шагал между деревьями, громко хлопал калиткой за домом и, насвистывая, пересекал двор. Частенько он задерживался возле кухонной двери полюбезничать с миссис Форрестер. Это бесило Нила, потому что в утренние часы, занимаясь работой по дому, миссис Форрестер была еще не одета, и ей не следовало в таком виде принимать тех, кто стоял ниже ее на общественной лестнице. Одно дело принимать en déshabillé[14] президента компании «Колорадо и Юта» и совсем другое — в шлепанцах и в капоте с закатанными рукавами — болтать с этим грубияном Айви Петерсом, не сводящим холодных наглых глаз с ее открытой шеи.

Иногда Айви проходил через розарий, где грелся на солнце капитан Форрестер; он шел мимо, не глядя на капитана, как будто тот был пустое место. А если и заговаривал с ним, то так, словно имел дело с человеком, выжившим из ума.

— Привет, капитан! Не боитесь испортить себе цвет лица на солнце?

Или:

— Ну, капитан, видно, придется созывать верующих, пусть помолятся, попросят дождя. А то нынешняя засуха чертовски вредна для моей пшеницы.

Как-то утром, поднимаясь из рощи, Нил услышал смех возле калитки и увидел Айви с ружьем — тот разговаривал с миссис Форрестер. Она была с непокрытой головой, юбки раздувались на ветру, на руке — большое цинковое ведро, которое она водрузила рядом с собой на изгородь. Айви не снял перед ней шляпу, но держался так, как держатся мужчины, желая понравиться женщине. Он рассказывал ей какую-то забавную историю, возможно двусмысленную, потому что миссис Форрестер вдруг рассмеялась неприятным смешком — возбужденным и нервным, словно Айви зашел слишком далеко. Под конец и Айви разразился своим деревенским гоготом. Миссис Форрестер погрозила ему пальцем, подхватила ведро и быстро пошла к дому. Тяжелое ведро оттягивало ей руку, но Айви и не подумал помочь, позволил ей уйти, как будто она была кухарка, которой положено таскать тяжести.