Погаснет жизнь, но я останусь: Собрание сочинений - [10]

Шагать по земному пути.

На снежной бумаге по краю —

Не строчки, а заячий след,

Я заново мир открываю,

Охотник, бродяга, поэт.

Мечте среди снега отрадно,

Как белке, как юному псу,

И дышится остро и жадно

В холодном стеклянном лесу.

А мысль русаком из оврага

Мелькнет меж сугробов — и нет

И только исчертит бумагу

Неровно наброшенный след.

И тут удивишься до боли,

И жалость и счастье до слез.

Такой замечательный в поле,

Воистину русский мороз.

МЕЧТАТЕЛЬ

Не то, чтоб жить, а так — ошибкой

Не наяву и не во сне

Стоять с мечтательной улыбкой,

Прижавшись к каменной стене.

И, зимней упиваясь негой,

Вдыхая побелевший пар,

Смотреть, как серебристым снегом

Напудрен скользкий тротуар.

СЛАВА

Большой поэт, как дерево, растет:

Пускает ветви, укрепляет корни.

Он вырос, наконец, совсем – и вот

Шумит, огромный, сильный, непокорный,

Но времени ему не одолеть.

Таков удел всего – людей и сосен.

Что ж, и поэт обязан умереть.

Последняя к нему приходит осень.

Земные обрываются мечты.

Он засыпает просто, без мучений.

И тихо осыпаются листы

Из полного собранья сочинений.

ПОЭТ

Мечталось в детстве сладко, робко

Перо царапало листки,

И в сердце – маленькой коробке

Стихов хранились лепестки.

А годы шли, и сердце стало

Расти всё больше, вскоре в нем

Любовью первой трепетала

Тетрадь, разбухшая цветком.

Жилось легко, жилось беспечно,

И новые пришли мечты,

Копились в ящике сердечном

Стихов бумажные цветы.

И незаметно как-то старость

Взглянула зеркалом. Потом

Пришла осенняя усталость,

Дрожали руки над листком.

И вот с седыми волосами

Я старый сгорбленный чудак,

А сердце — как большой, стихами

Набитый доверху чердак.

ПИСЬМО КРАСНОАРМЕЙЦА

Военную, увы, свершить карьеру

Судьба меня нежданно обрекла,

Но, сникший, в счастье потерявший веру,

Я вам пишу из дальнего угла.

Покинутый и музой, и друзьями,

Заброшенный неведомо куда,

Остриженный, с ушами обезьяны,

Пока я просто рядовой солдат.

Вокруг меня всё новое, чужое:

Другие люди, зданья, города.

На мне шинель ужасного покроя,

А вместо сердца — красная звезда.

ДВА ВЕКА

Бумаг столетних ворох

Я разбирал вчера,

В них слышен скрип и шорох

Гусиного пера.

В них трепет крыльев звонких,

Станицы снежных птиц…

Ложится почерк тонкий

На белизну страниц.

Там нежный робкий шепот,

Лукавый женский взор,

И вдохновенный опыт,

И холодок озер.

Беспечное безделье.

Век блеска и рабов…

У нас — стальные перья

И новая любовь.

Забыты праздность, нега

И темный рабий страх.

Печать другого века

На наших письменах.

Без розоватой дымки

Развернут, четко дан

На пишущей машинке

Наш пятилетний план.

Еще с полей не свеян

Передрассветный мрак,

Но с точностью размерен

Индустриальный шаг.

Кружат стальные птицы

Над миром трудовым

И жертвенно клубится

Заводов черный дым.

Из цикла «СТИХИ МОЕГО ПРИЯТЕЛЯ»

КОСТ

Кост ел неравномерно,

То досыта, то мало,

Его жена неверно

С ним поступала.

Она его любила

Изменчивой любовью.

Ей двадцать восемь было,

Он харкал кровью.

Они расстались в осень

На берегу Гудала

Он дал ей двадцать восемь,

Она рыдала.

НОЧЬ НА КУХНЕ

На эту тему ухни,

Мой сказочный талант, –

Повисла тьма на кухне,

Как тощий аксельбант.

В помойный край влекомый,

Покинув отчий чан,

Выходит насекомый,

Точнее — таракан.

Вдогонку таракану,

Моча кремнистый путь,

Течет вода из крану,

Забытого заткнуть.

РАЗМОЛВКА

Да, я сказал тебе открыто,

Что мне любовь твоя нужна.

Ты опрокинула корыто —

Подруга, пленница, жена.

Стою. Сгораю. Счет мгновений

Ведут часы. Фортуна зла.

Ты от моих поползновений

Под шкаф тихонько поползла.

Там пыль, там остро пахнет мышью

Стою, потерян и забыт,

А из-под шкафа веет тишью

И туфля нищая торчит.

ПОЗДНИЕ СТИХИ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ

НАВАЖДЕНИЕ

Не вернусь я на прежние тропы.

То, что было, – тому не бывать.

Не одну лишь Россию – Европу

Начинаю уже забывать.

Жизнь растрачена вся иль почти вся.

Говорю я себе самому:

Как в Америке я очутился,

Для чего и зачем? – Не пойму.

Навязали мне эту затею;

Знал, конечно, она не к добру.

Ни кола, ни двора не имею,

Да и сам я тут не ко двору.

СВЯТАЯ РУСЬ

Звучанье чисто, как свирель,

Молчанье грустно, как метель.

Свет веры – как волхвов звезда.

С тобою я всюду, навсегда.

КЛЕВЕТНИКАМ РОССИИ

Герои западной печати,

Которым русскость ни к чему,

Которым Родина некстати,

Не по душе, не по уму,

У вас одна была идейка,

Желанье жадное одно –

Чтоб, страха ради иудейска,

Стереть родимое пятно.

Подобны пуганой вороне

Иль стреляному воробью,

Вы, очевидно, не в уроне

В корыстном западном раю.

Бежали вы от диктатуры,

От ненавистной и крутой,

Чтоб праздновать спасенье шкуры,

Глумясь над отчей наготой.

Вдыхайте ж пошлость заграницы,

Чужой отрыжки торжество,

Отдавши ради чечевицы

Честь первородства своего.

В АМЕРИКЕ

Зовет на пышный брачный пир

Демократическая сводня.

На кой нам шут сдался сегодня

Весь этот микоянный мир!

Нас не прельстишь советским раем,

Как ни старайся, ни потей.

Публицистических статей

Мы даже в «Таймсе» не читаем.

Живем средь иностранных див,

Страдая от перееданья,

Глубокой старины преданья

В склерозных душах сохранив.

Бумага нежная шуршит,

И — говоря всерьез, не в шутку —

Свободы не дает желудку

Освобождение души.

Текут без резких изменений

За часом час, за годом год.

Мы, наконец, устали от

Освободительных движений.

Не станем мы учить вождей —

Руководителей свободы,

В такие сумрачные годы

Оставшись вовсе без идей.