Погасить Черное Пламя - [16]

– Ну да, так на рынке и кричали, – сказал Кэльминдон, когда жена прочла листовку целиком. – Я хотел увериться, что за тело каждого Ежа заплатят именно пятьдесят далеров.

– Да, именно так. Скупердяи, – буркнула Рутлом. – Все знают, что голова Черной Стрелы в двести пятьдесят далеров оценена.

– Но ты попробуй ее добудь, – трезво сказал муж. – Кошмара и ее отребье не сдадутся, это факт. Они побегут на север, в Мир Минас. Как крысы из горящего дома.

– Так и есть, – сказала Рутлом. – Крысы они, а никакие не Ежи.

– По Старому Тракту они не пойдут – там будет слишком опасно, – задумчиво продолжал Кэльминдон. – Они пойдут через Фаммигвартхен… Где-то через недельку. Как только эти чудные драконы покажутся в небе, как их…

– Гросайдечи, – вставила жена.

– Да, гросидечи. Так и порскнут бандиты прочь из леса, как кузнечики из травы.

Кэльминдон поднялся и надел домашнюю куртку, в которой ходил кормить скотину или достать из подвала банку маринованных груздей. Когда-то бывшая очень модной, теперь темно-коричневая куртка пошла заломами и протерлась на рукавах. Разноцветный бисер, украшавший воротник, местами осыпался. Рутлом поставила на локти заплаты, но ходить в таком виде перед соседями не стоило. Все знали, что в этом году Кэльминдон продал своего льна больше, чем староста их деревушки. Темные эльфы называли ее Грюн Фольбарт, а серые – Фаммирен. Впрочем, темных эльфов в деревне почти не осталось. Только Рутлом да старуха Танабигой, жившая на самой окраине в покосившемся от времени домике.

– Я проверю лыжи, – сказал Кэльминдон. – А ты свяжись с Анхен, я с ее Воарром ближе к Мидинваэрну на рыбалку обещался сходить. Так ты скажи, что я приболел и не пойду.

Рутлом ласково улыбнулась и достала магический шар из ящика стола.

Кэльминдон был чистокровным серым эльфом, но никогда не любил пышных речей, песен и стихов.

Он предпочитал действовать, молча и стремительно, как та огромная змея, что, по рассказам, водится в реках юга, в честь которой и был назван.

«О Мелькор», думала Маха, глядя на застывшие, опрокинутые лица партизан. – «Да, я хотела большого дела… И дождалась».

– Мы не можем уйти за Гламрант, – сказала она в звенящей, колкой тишине. – Потому что тпосле этого нам придется бежать всю жизнь. И она будет очень недолгой. И она будет наполнена позором, стыдом и отвращением к себе. Мы не можем сдаться, как того просит Моруско. Когда мы сдадимся и нас казнят, жестоко и публично, Железный Лес все равно будет уничтожен. Ведь тогда он лишится своих последних защитников. Мы останемся и будем драться – или погибнем вместе со всеми.

Реммевагара смотрел на командиршу, открыв от изумления рот.

– Что я хочу сказать еще, – добавила Маха. – С Энедикой я связалась днем. Они готовы помочь воинами, магией, деньгами – всем, что мы попросим. Морул Кер сказал, что лес будет подожжен с четырех концов, и все сначала подумали, что он приведет троих своих братьев.

– Я тоже так подумал, – буркнул Моркобинин.

– Если бы это было так, то мы ничего не смогли бы сделать. Но Энедика выяснила, что гросайдечи, о которых говорится в листовке – это не настоящие драконы.

– Я вот так и не понял, кто это такие? – спросил Тиндекет.

– Это такие маленькие дракончики. Их вывели в Боремии, чтобы защититься от настоящих чудовищ. Гросайдечей будет девять, трое полетят на юг, а шестеро полетят через Мир Минас и Эммин-ну-Фуин. Морул Кер не тронет серых эльфов, признавших его власть; да и рудники гномов он сохранит.

– То есть нам… нам ничего не угрожает! – выдохнул Моркобинин.

– Да, – очень серьезно сказала Маха. – На самом деле, Энедика просила одолжить ей пулеметы, если мы не собираемся драться. Но я сказала нет. Мы будем драться. Возможно, нам не удастся убить всех. Но тогда Энедике и ее Ежам будет уже легче.

– Так ты знала! – воскликнул Реммевагара. – Знала и молчала!

– Ну, я тоже знал, – сказал Хелькар.

«Так вот что это были за намеки на огненную бурю», подумал Тиндекет. – «Вот почему Хелькар передо мной извинился! Он думает, что все мы погибнем, и хотел помириться перед смертью». Тиндекет ощутил укол ревности, столь же болезненный, сколь и неожиданный – ему Маха не рассказала об ультиматуме Черного Кровопийцы.

– Мне не хотелось портить вечер всем, – пробурчала эльфка, мрачно глядя на Тиндекета. – Завтра с утра, думаю…. На свежую голову…

– Мне тоже, – ответил Ремме.

– А что Ваниэль? – спросил Тиндекет. – Даже если мы остановим драконов… ну то есть гросайдечей здесь, на юге будут еще три огнедышащие твари. Этого хватит, чтобы сжечь лес.

Маха помолчала.

– Ваниэль и ее отряд решили покинуть Железный Лес, так сказала Энедика, – неохотно ответила она. – Скорее всего, вся южная часть леса между старой тропой и Мен-и-Наугрим сгорит.

– Сука! Полукровка! – яростно крикнул Тиндекет.

– Но-но, аккуратнее со словами, – сказал Реммевагара.

– А что «но-но»? – передразнил его Тиндекет. – Пусть твой отец был человеком, но он был воином – видно же по тебе! А отец этой сучки? Под юбкой своей бабы спрятаться хотел!

– Ну, я свого отца не помню, – сказал Реммевагара и неожиданно улыбнулся. – Он, может, вообще ювелиром был – то-то я всякие блестящие камушки так люблю….