Погасить Черное Пламя - [14]

Тиндекет принялся открывать тушенку.

– Я помню то время, когда Дом был маленьким грибочком, который сестра Че посадила в этой пещере, – кряхтя, сказал он. – Тогда мы все спали под одним одеялом, на голой земле….

Тиндекет взломал крышку, бросил ее в стоявшее в углу ведро и закончил:

– Но я до сих пор не знаю, ни что такое Дом, ни что такое ты, Хелькар.

– Уймись, ради Мелькора, – вполне дружелюбно отвечал тот. Эльф уже знал, к чему клонит собеседник. – Я не буду есть твой борщ. Трава – не пища для орлов.

– Трава? – вскинулся оскорбленный в лучших чувствах Тиндекет. – Ты называешь это чудо, этот дар богов травой ?

Борщ решил принять участие в дискуссии – возмущенно шипя и пузырясь, он побежал из кастрюли.

– Аааа, козни Илу! – выругался Тиндекет.

С ловкостью фокусника он схватился за торчащий сбоку от плиты рычажок и перевел его в положение «минимум». Эльф мелко накрошил волокна тушенки, поставил рядом с кастрюлей небольшую сковородочку и высыпал тушенку на нее. Жир, растопляясь, зашипел. Тиндекет нагнулся, извлек из ларя пару луковиц, морковку, уселся на табурет рядом с мусорным ведром и принялся чистить лук.

В кухню заглянула Квендихен. В руках у нее была книжка в яркой обложке. «Приключения Анавенды при дворе короля Ирида», прочел Хелькар.

– Ууу, какие запахи! – воскликнула девушка. – Признайся, Тиндекет, ты бог? Бог кулинарии?

– Поверженный, – проворчал эльф. – Мои последователи изменили мне, теперь жрут всякое непотребство вроде картофельного пюре и вареной кукурузы…

Последнее слово Тиндекет выплюнул с нескрываемым отвращением. Квендихен чмокнула его в щечку.

– Мы никогда не изменим тебе, – заверила она эльфа, протягивая ему жестяную коробку с нарисованной на ней трубкой. Этот сорт табака растили только в Железном Лесу, и Тиндекет считал его лучшим. – Вот, я тебе курятину принесла. Мы с Морко разбирали, что там Ремме добыл. А это тебе, – она положила на стол перед Хелькаром краски.

– Спасибо… Скажи, Квенди, а Анавенда – это девушка или мужчина? – спросил Хелькар.

– Я пока сама не знаю! – засмеялась эльфка. – Пойду, помогу Махе накрывать на стол.

– Рано еще, – проворчал Тиндекет, но девушка уже убежала.

Эльф принялся резать лук. Разделив каждую луковицу на четыре части, он положил их в деревянную глубокую миску и стал рубить специальной полукруглой сечкой. Добавив нашинкованный лук в тушенку, Тиндекет взялся за морковку. Хелькар тем временем открыл коробку с красками и внимательно осмотрел их. Затем эльф поправил заколку у себя в волосах и сказал:

– Набить тебе трубку? Закончишь с супом и покуришь.

– Ты сегодня прям сам на себя не похож, – хмыкнул Тиндекет. – Но я буду дураком, если не воспользуюсь этим. Набей, сделай милость.

– Это все северный ветер, – сказал Хелькар и добавил каким-то странным голосом: – Буря идет…

– Буря так буря, пересидим, не впервой, – пожал плечами Тиндекет.

– В этот раз отсидеться не удастся, – сказал Хелькар. – Это будет огненная буря.

– Поговори с Че, – посоветовал Тиндекет. – Она тебя поймет лучше, чем я. Может, подскажет что. Например, сменить сорт табака.

Хелькар промолчал. Он сделал жест рукой, и коробка с табаком подплыла к нему. Второй жест – и трубка Тиндекета, лежавшая на полочке, плавно спланировала на стол перед эльфом. Он открыл коробку, разорвал бумажную пачку и принялся набивать трубку. Тиндекет почистил морковку и стал тереть ее на терке.

– Помнишь, мы говорили о пулеметах… ну, когда только познакомились? – спросил Хелькар.

Эльф кивнул, усмехнулся:

– Хочешь продолжить беседу?

Он отложил терку и деловито подтянул штаны. Хелькар отрицательно покачал головой.

– Ты стал умнее, – одобрительно заметил Тиндекет и снова взялся за морковку.

– Я хочу извиниться за то, что тогда сказал, – произнес Хелькар. – Морана дала вам самое совершенное оружие, какое могла. Существовали и другие механизмы для убийства, но к ним потребовались бы запчасти, которые негде взять.

– Существовали? – переспросил заинтересованный Тиндекет. – Когда? Где?

Над дверью снова зажегся огонек, на этот раз желтый. Голос Дома, лишенный каких бы то ни было интонаций, сообщил:

– Реммевагара вошел.

– Наконец-то, – сказал Хелькар. – Я уже начал за него беспокоиться.

Он встал, положил набитую трубку Тиндекета на стол и вышел из кухни.

– Как раз вовремя, – пробормотал эльф, провожая его взглядом. – Осталось только помидоры порезать, и будем есть.

Он высыпал морковку на сковородку к тушенке и луку.

Реммевагара и Каоледан играли на ковре.

Игрушками для маленького эльфа обычно служили сломанные ложки, пустые жестяные пудреницы Квендихен, куколки из ивовых веток, которые плела сестра Че, и смешные мягкие зверюшки из обрезков меха, которые иногда шила Маха. Счастье мальчика при виде деревянного солдатика в мундире из настоящей кожи, шелковом плаще и железной крохотной алебардой было неописуемым.

После ужина в общем зале собрался весь отряд. Даже Хелькар, которого редко можно было увидеть вместе со всеми, кроме как в бою, сидел в кресле и смотрел на огонь в камине. Точнее, это был не совсем огонь и не совсем кресло, так же как и ковер не был ковром. Насколько уразумел Реммевагара из объяснений сестры Че, все, чего они касались внутри Дома, было видоизменившимся телом гриба, который она посадила здесь двадцать пять лет назад. Гриб вырос, заполнил соседние пещеры, но внутри остался пустым, и в этой полости они и жили. Здесь нельзя было зажигать огонь, так же, как и нельзя было передвинуть мебель – она росла прямо из пола. Обстановку и планировку комнат партизаны придумали сами в тот день, когда гриб был посажен. Камин, находившийся у стены, очень походил на настоящий, так же как и пламя, пылавшее в нем. Иногда дрова в камине даже потрескивали. Нельзя было и забивать гвозди в стены – но из них в нужных местах вырастали крючки. На одном из таких крючков висела лютня Квендихен.