Поэзия социалистических стран Европы - [28]

О, сколько бед,

и боли, и смертей!

Антал Гидаш

^{33}

Ветви гудели Перевод Л. Мартынова

Помнишь, тогда эти ветви гудели,

головы в плечи деревья втянули,

и трепетали они, и боялись

черного, бурю таящего неба.

Ветви гудели,

капли дождя били, будто бы пули.

Листья рыдали,

как из земли эти молнии были.

Метлы мели побледневшую землю,

и устремились в дорогу желанья,

вечные наши стремления к цели.

Листья дрожали, они трепетали.

Ветви гудели.

Небо над Москвою Перевод Л. Мартынова

Голубые реки

над тобой, столица!

Вижу: над бульваром облако лучится,

куда оно мчится, румяная птица?

Яйцо золотое, где-то у крыла там,

блещет, налитое солнечным закатом.

Небо голубое льется над столицей,

будущее наше, голубые реки.

Небо над Москвою,

я всегда с тобою,

мы одной мечтою

связаны

навеки!

В одну из темнейших ночей войны Перевод Л. Мартынова

Поезд твой оторвался от сумерек станционных, и вдруг стемнело.

Меж деревьев залегшее горе этот миг уловило,

черной массой осело на души и на кроны деревьев.

Но до Кунцева уж докатился поезд твой, отчаянья полный

(там Багрицкий смотрел когда-то на созвездья,

и, задыхаясь, все пытался понять он что-то).

И похоже, что в бездне небесной никаких уж и звезд не осталось,

а до нас долетает одно лишь сиянье былое —

извивающиеся обрывки нитей с прялки, давно казненной.

И печально существование за вагонными окнами,

будто уж не поезд идет, а струится река, так и бакены меркнут.

Ночь везде — впереди и сзади.

На сгустившемся небе томятся только несколько звезд забытых,

мгла течет безутешным потоком и безмолвно ширится морем.

Я сажусь на рельсовый берег: надо мною застыло время.

Ты сейчас открываешь двери нашей квартиры,

и в руке твоей ключ короткий и другой, подлиннее.

Успокойся! И я успокоюсь. Мне страх опостылел.

Плохо быть одному во мраке затемненного этого мира.

Мы не можем жить друг без друга.

«Зачем же люди плачут по домам…» Перевод Н. Заболоцкого

Зачем же люди плачут по домам,

не выходя на улицу, не собираясь

на площадях, открытых всем ветрам?

Зачем они, от боли содрогаясь,

прижав к глазам измученным платок,

рыдают немощно? Из этих слез соленых

такой бы ринулся по городу поток

бушующий, от этих горьких стонов

такой бы смерч пронесся по жилью

и грозное перо такие б обвиненья

вписало в книгу, Венгрия, твою, —

что даже мертвые во всем твоем краю

восстали б, требуя отмщенья!

«Черные руки вздымают мосты…» Перевод Н. Заболоцкого

Черные руки вздымают мосты.

Мертвые люди вздымают персты.

Мать моя, руку вздымаешь и ты.

Черною тенью скользят облака.

С визгом и воплем несется река.

Давит ее человечья тоска.

Нет ей покоя от мертвых гостей.

Русло от боли сжимается в ней.

Волны — и те человечней людей.

Вихри — и те человечней врага.

В ужасе гонят они облака.

Полная слез, негодует река.

Раздумье Перевод Н. Заболоцкого

Буря прошла,

отгремела гроза, улетая.

Всхлипнув от слез,

засыпает в кроватке дитя.

Падая наземь,

струится вода дождевая,

тихо лепечут

последние капли дождя.

Мать моя смотрит

сквозь окна души моей снова.

В сердце мне льется

сияние светлых очей.

Плачет душа,

но отчаянья нет уж былого.

Только слеза моя

все горячей…

«На плечах — полсотни годов…» Перевод Б. Слуцкого

На плечах — полсотни годов.

В голове — полтыщи стихов.

Нарастает горечь во мне…

Не до шуток, не до пустяков.

С этой горечью, с этой старостью,

с этой бренностью и усталостью,

словно крыша в день буревой,

смерть трещит над моей головой.

На дворе весны новоселье

соком жизненным орошено.

Мне бодливое это веселье

Ни к чему,

Только мучит оно.

Вслед легенде, я повторяю:

«Для чего ты оставил меня?»

И кричу я, в огне полыхая,

что во мне уже мало огня.

«Я половину хлеба съел…» Перевод Д. Самойлова

Я половину хлеба съел,

и стал я тем, чем стать успел.

И над моею головой

не веет грозный рок.

Но об одном печаль моя:

из дел земного бытия

лишь половину сделал я

того, что сделать мог.

«Утро весеннее, тополь седой…» Перевод Б. Слуцкого

Утро весеннее, тополь седой,

красный закат над листвой молодой,

тихая ночь с одинокой звездой —

первыми вы

научили любить

мальчика, бывшего некогда мной.

Было моим только то, что любил.

Животворящей весною я был.

Не был бы я весной настоящей,

если не стал бы листвою шумящей,

 если б закат и звезду позабыл.

«Отчий дом порочить никогда не дам…» Перевод Б. Слуцкого

Отчий дом порочить никогда не дам

вам, чей светлый праздник в каждом горе нашем.

Если загорится — мне тушить, не вам.

Мы без вас потушим и без вас отпляшем

так, что тошно будет каблукам!

«Спрашивал закаты…» Перевод Б. Слуцкого

Спрашивал закаты,

спрашивал рассветы —

нужно было, надо

затевать все это?

У души, у разума

и у шрамов спрашивал,

что ношу на теле:

нужно ль в самом деле?

Сорок лет, как вихри,

мчат меня по свету.

Если б можно было —

снова б начал это.

Навстречу Перевод Д. Самойлова

Остывает стих. Поэт ко сну отходит,

становясь мудрей.

Он устал. Не тронь его — не надо шума

у его дверей.

Завтра сам он рано встанет по тревоге:

«В наш последний бой!»

И стихи, не сбившиеся с ритма, он подымет

боевой трубой.

А покуда будет он стоять колонной,

думать и грустить,

чтобы пеплом всех развалин убеленным

в новый мир вступить.

Снегирек Перевод Л. Мартынова

Снегирек ко мне уселся на окно

и запел: «Не хмурься, Гидаш, —

все равно!

Не горюй, что созревает уж давно,