Поэзия Латинской Америки - [39]

Шрифт
Интервал
С живым присутствием мастера, изваявшего образ
Грядущего мира.
Я хотел услыхать могучую поступь истории
И в ней обрести человека, который остался навеки
В магнитном поле прошедших времен —
В простом одеянии мужества.
Я видел фигуру его в человеческий рост
В Москве и Ташкенте —
Он обращался к народу.
Я видел его, одетого в мрамор, на площадях и в залах музеев,
И ночью, возле Москвы-реки,
И в Ленинграде, под хлопьями снега.
Я видел его на экране — в инее времени.
Но встретиться с Лениным по-настоящему
Мне довелось в рабочем квартале, в скромной рабочей квартире.
Вы напрасно бы стали в этом жилище искать
Плесень нужды, паутину отчаянья.
Не бумагой оклеены стены, а достоинством человеческим.
На стуле старая кепка ожидает хозяина,
Потертая куртка напоминает о фабрике, о работе.
Ни старой прокуренной трубки, ни керамической кружки для водки.
Книги, на репродукции — царские власти разгоняют рабочее шествие.
Все эти вещи могли бы принадлежать и Владимиру Ленину.
Все вокруг говорило о жизни,
И было у времени отвоевано не ухищреньями химии,
А жизнью самой и любовью.
В этом скромном жилище, в рабочем квартале,
Чистотой все дышало и правдой,
Как на заснеженном стоге в Разливе.
Был здесь зеленый узбекский чай,
И черный московский хлеб,
И белокурая девушка с точеной фигуркой,
И старая женщина, словно шагнувшая к нам
Из романа Горького «Мать».
И ее рабочие руки мне протянули
Азбуку жизни, соль гостеприимства, братства живую воду, —
Руки, простые, как детский, бесхитростный взгляд
Ее старческих глаз,
Руки, поющие, как молодость мира.
Вряд ли бы Ленин добавил хоть слово
К тому, что она мне сказала,
И я говорю:
«Ленин, вы мне помогли — издалека, на всех языках, —
Помогли мне создать моих идеалов колхоз,
Ниву мысли моей,
Глубинные ритмы моих поэм.
Помогите мне, Ленин, и мне и собратьям моим,
Которые мне даны историей и судьбою,
Напоить нашей кровью мятежной
Родную землю,
И песню создать, которая нас выражает,
И клич обрести, который ведет нас к свободе».
Я вас приветствую, Ленин!

РЕНЕ ДЕПЕСТР[120]

Поэма о моей скованной родине

Перевод П. Антокольского

Вот лучи твои скручены сзади, как руки»
Вот в лицо твоей песни нацелилась банда убийц.
На усталых ногах твоей пляски железные обручи голода.
Я узнал тебя, родина, раньше, чем ты мне взмахнула
Окровавленной синей косынкой надежды.
С детства, раннего детства я чувствовал дрожь твою — словно удав
Обвивал меня грустной тяжелой лозой.
С детства чувствовал горе твое — словно кровный близнец
Проникал в глубину, в тайники моего ликованья.
Вся избитая в кровь, вся в тоске, ты была, как вдова
Осужденного на смерть по подозренью в насилье.
Это ты, моя родина!
Это холод ножа, стоит только тебе засмеяться,
Это черная грязь торгашей на лице твоем.
Это ты, моя родина, съежилась в утренней свежести мая
И свила себе грустное гнездышко в сердце
Какого-нибудь музыканта-бедняги.
О разбитая грубым ударом гитара!
Ты в наручниках. Ты на коленях.
Но в распахнутом пламени черных очей твоих
Вновь трепещет и блещет зеленая роща Свободы.
Я стою пред тобой — низкорослая травка изгнанья,
Я пою, так пою мою песню, что сердце вот-вот разорвется,
Там, на самой вершине поруганной жизни!
Восемь лет миновало, как ты, моя мать, провожала меня у ворога.
И дрожала от горя и страха,
И следила, как в теплом ноябрьском тумане,
В голубом молоке исчезал самолет.
Уносивший меня в неизвестную Францию,
А она призывала меня голосами любимых поэтов.
Ты в ту ночь расщедрилась на наставленья.
Все слова негритянской семейственной нежности
Закачались, как пестрые маки.
Все рассказы твои о замученных неграх
Завели свою грустную горькую музыку:
— Берегись вероломной зимы.
Твои легкие могут не выдержать стужи.
Будь веселым, приветливым парнем,
Берегись тротуаров с девицами и со шпиками.
Берегись их машин на весеннем асфальте.
Их глубоких обманчивых рек.
Берегись, если братом тебя назовут,
И поделятся хлебом с тобой и вином,
И усядутся рядом с тобою на землю, и юный твой разуй
Усыпят в опьяняющем вихре.
Береги свою черную кожу от красных ранений,
Береги лепестки твоей плоти цветущей,
Берегись каждой лужи, расплеснутой в полдень,
Чтоб никто не осмелился лунных следов твоей крови стирать,
Не заставил тебя поскользнуться.
Так, одетый в сверкающий возраст народа,
Безоглядно отдайся всем ярким надеждам
И вернись, озаренный любым человеческим рукопожатьем,
И любою прочитанной книгой,
И любым из кусков поделенного хлеба,
И любою из женщин, с которой окажешься дружен,
И любою однажды тобою распаханной новью,
Ради золота завтрашней жатвы людской.

К Гаити

Перевод Л. Лозинской

Дождь родины, сильней, сильней стучи
в пылающее сердце,
залей струей прохладной
незатухающий огонь воспоминаний!
ГАИТИ…
Вот уж сотни лет
я пишу на песке твое имя.
И море каждый день его смывает…
И горе каждый день его смывает…
И утром снова я его пишу
на тысячелетнем песке моего терпенья.
ГАИТИ…
Проходят годы с их великим молчаньем моря.
Есть еще мужество в крови.
Но от случайности любой зависит тело,
и разум мой не вечен.
ГАИТИ…
Мы смотрим друг на друга
сквозь моря бесконечное стекло,
и плачет в моих глазах одно желанье:
пусть твой дождь прольется
над моей неутолимой жаждой, над моей неутолимою тоской!

АНТОНИ ФЕЛПС

Продолжить чтение
Еще от автора Хорхе Луис Борхес
Алеф

Произведения, входящие в состав этого сборника, можно было бы назвать рассказами-притчами. А также — эссе, очерками, заметками или просто рассказами. Как всегда, у Борхеса очень трудно определить жанр произведений. Сам он не придавал этому никакого значения, создавая свой собственный, не похожий ни на что «гипертекст». И именно этот сборник (вкупе с «Создателем») принесли Борхесу поистине мировую славу. Можно сказать, что здесь собраны лучшие образцы борхесовской новеллистики.

Стихотворения

Борхес Х.Л. 'Стихотворения' (Перевод с испанского и послесловие Бориса Дубина) // Иностранная литература, 1990, № 12, 50–59 (Из классики XX века).Вошедшие в подборку стихи взяты из книг «Творец» (“El hacedor”, 1960), «Другой, все тот же» (“El otro, el mismo”, 1964), «Золото тигров» (“El oro de los tigres”, 1972), «Глубинная роза» (“La rosa profunda”, 1975), «Железная монета» (“La moneda de hierro”. Madrid, Alianza Editorial, 1976), «История ночи» (“Historia de la noche”. Buenos Aires, Emecé Editores, 1977).

Всеобщая история бесчестья

Хорхе Луис Борхес – один из самых известных писателей XX века, во многом определивший облик современной литературы. Тексты Борхеса, будь то художественная проза, поэзия или размышления, представляют собой своеобразную интеллектуальную игру – они полны тайн и фантастических образов, чьи истоки следует искать в литературах и культурах прошлого. Сборник «Всеобщая история бесчестья», вошедший в настоящий том, – это собрание рассказов о людях, которым моральное падение, преступления и позор открыли дорогу к славе.

Встреча

В увлекательных рассказах популярнейших латиноамериканских писателей фантастика чудесным образом сплелась с реальностью: магия индейских верований влияет на судьбы людей, а люди идут исхоженными путями по лабиринтам жизни.

Три версии предательства Иуды

Мифология, философия, религия – таковы главные темы включенных в книгу эссе, новелл и стихов выдающегося аргентинского писателя и мыслителя Хорхе Луиса Борхеса (1899 – 1986). Большинство было впервые опубликовано на русском языке в 1992 г. в данном сборнике, который переиздается по многочисленным просьбам читателей.Книга рассчитана на всех интересующихся историей культуры, философии, религии.

Книга песчинок: Фантастическая проза Латинской Америки

Сокровищница индейского фольклора, творчество западноевропейских и североамериканских романтиков, произведения писателей-модернистов конца XIX века — вот истоки современной латиноамериканской фантастической прозы, представленной в сборнике как корифеями с мировым именем (X. Л. Борхес, Г. Гарсиа Маркес, X. Кортасар, К. Фуэнтес), так и авторами почти неизвестными советскому читателю (К. Пальма, С. Окампо, X. Р. Рибейро и др.).

Рекомендуем почитать
Фархад и Ширин

«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.

Макбет

Шекспир — одно из чудес света, которым не перестаешь удивляться: чем более зрелым становится человечество в духовном отношении, тем больше открывает оно глубин в творчестве Шекспира. Десятки, сотни жизненных положений, в каких оказываются люди, были точно уловлены и запечатлены Шекспиром в его пьесах.«Макбет» (1606) — одно из высочайших достижений драматурга в жанре трагедии. В этом произведении Шекспир с поразительным мастерством являет анатомию человеческой подлости, он показывает неотвратимость грядущего падения того, кто хоть однажды поступился своей совестью.

Цвет из иных миров

«К западу от Аркхема много высоких холмов и долин с густыми лесами, где никогда не гулял топор. В узких, темных лощинах на крутых склонах чудом удерживаются деревья, а в ручьях даже в летнюю пору не играют солнечные лучи. На более пологих склонах стоят старые фермы с приземистыми каменными и заросшими мхом постройками, хранящие вековечные тайны Новой Англии. Теперь дома опустели, широкие трубы растрескались и покосившиеся стены едва удерживают островерхие крыши. Старожилы перебрались в другие края, а чужакам здесь не по душе.

Тихий Дон. Книги 3–4

БВЛ - Серия 3. Книга 72(199).   "Тихий Дон" - это грандиозный роман, принесший ее автору - русскому писателю Михаилу Шолохову - мировую известность и звание лауреата Нобелевской премии; это масштабная эпопея, повествующая о трагических событиях в истории России, о человеческих судьбах, искалеченных братоубийственной бойней, о любви, прошедшей все испытания. Трудно найти в русской литературе произведение, равное "Тихому Дону" по уровню осмысления действительности и свободе повествования. Во второй том вошли третья и четвертая книги всемирно известного романа Михаила Шолохова "Тихий Дон".