Поэзия Латинской Америки - [102]

вышел я павших искать с именем твоим снежным,

вышел я дом построить из твоей древесины свежей,

раненых героев твоей озарить звездой!

Нынче в твоем существе я хочу позабыться.

Дай же мне светлую ночь струн своих проникновенных,

дай твою ночь корабля, дай твое звездное небо.

Родина, хочется мне тень поменять. И хочу я

новою розой владеть. И хочу положить я

руку на тонкий твой стан. И на выжженных морем

скалах сидеть я хочу. Колебанье пшеницы

остановить я хочу и в колосья вглядеться.

Флору я изберу, высохшую от селитры,

нить ледяную спряду из колокольного звона.

В честь твоей красоты сотку я венец прибрежный

из одинокой твоей и прославленной пены.

Родина моя, окружена ты

сонмом воинственных вод. Соединились

сера в тебе и орел.

В горностайно-сапфирной

южнополярной руке твоей искрится капля

чистого света людского, чтоб им озарилось

и воспылало враждебное небо.

Родина, свет свой храни! Колос надежды

да не погибнет в слепой атмосфере смятенья,

ибо достался на долю земли твоей дальней

свет этот трудный —

судьба людская.

Ты защищаешь цветок небывалый,

что расцветает, загадками полон,

здесь, в необъятной Америке спящей!

Вершины Мачу-Пикчу Перевод М. Зенкевича

XI

Сквозь блеск неясный и смутный,

сквозь каменный мрак дай мне протянуть руку,

пусть затрепещет во мне, как птица, плененная тысячу лет,

древнее сердце забытого человека!

Дай позабыть мне сегодня счастье, широкое, словно море,

ведь человек шире, чем море со всеми его островами,

нужно упасть в него, как в колодец, и кверху со дна подняться

с ветвью скрытой воды и затонувших истин.

Дай мне забыть широкий камень, мощность пропорций,

огромность размеров, гранитные соты,

квадраты и дай мне скользнуть рукою

по гипотенузе терпкой крови и кремнезема.

Когда словно подковой бурых надкрылий яростный кондор

бьет по вискам моим, налетая,

когда ураган хищных перьев взметает темную пыль

с диагональных лестниц — я не вижу быстрой птицы,

не вижу слепого цикла ее когтей.

Я вижу древнего раба, уснувшего в поле,

я вижу тело одно, тысячу тел, мужчину, тысячу женщин

под черным шквалом, черных от ливня и ночи,

окаменевших тяжко, как статуи:

Хуан Глотающий Холод, сын звезды зеленой,

Хуан Босоногий, внук бирюзового камня,

поднимись родиться со мною, брат мой.

XII

Восстань, о брат мой, к рожденью со мною.

Протяни мне руку из зоны глубокой

твоего распыленного страданья.

Ты не вернешься из каменной глыбы.

Не вернешься ты из веков подземных.

Не вернется твой голос окаменелый.

Орбиты глаз твоих не вернутся.

Взгляни на меня сквозь толщу земную,

землепашец, ткач, пастух молчаливый,

укротитель ставшей ручною ламы,

каменщик на лесах строительств,

водонос тех слез, что пролили Анды,

ювелир с истертой на пальцах кожей,

земледелец, за свой посев дрожащий,

гончар, погрязший в месиве глины,

несите все к чаше новой жизни

погребенные старые скорби ваши.

Шрамы и кровь вашу мне откройте,

скажите: меня за то покарали,

что в камне нет драгоценного блеска,

что земля не дает ни камней, ни зерен.

Покажите тот камень, где вы упали,

то дерево, где вас распяли когда-то,

искрами древних кремней осветите

старинные ваши лампады и плети,

которыми вас стегали по ранам,

топоры покажите с кровавым их блеском.

Говорить я устами вашими буду.

Через землю всю ко мне протяните

умолкшие ваши, истлевшие губы,

всю долгую ночь говорите из бездны,

как будто к вам якорем я прикован,

обо всем расскажите мне — цепь за цепью,

звено за звеном и шаг за шагом,

наточите ножи, что вы сохранили,

вложите их в сердце мое и в руку,

как реку широкую желтых сверканий,

как реку истлевших давно ягуаров,

дайте оплакать часы, дни, годы,

века слепые, столетья созвездий.

Дайте молчанье мне, воду, надежду.

Дайте борьбу мне, железо, вулканы.

Прильните телами ко мне, как магниты.

Проникните в губы мои и вены.

Говорите моими словами и кровью.

Землю зовут Хуан Перевод Инны Тыняновой

Освободители, за вами шел Хуан,

за вами шел народ, трудился и боролся,

ловил он рыбу, и пахал он землю,

и опускался он в сырые шахты,

и версты всех дорог шагами мерил.

Во всех концах его зарыты кости,

но он живет, вернулся он на землю,

он снова родился растеньем вечным.

Вся ночь нечистая вокруг него сгустилась,

чтоб поглотить его, но вновь сияет

своей непобедимою улыбкой

его лицо сквозь зарево зари.

Его связали — разорвал он путы,

солдат-народ, решительный и смелый.

Его убить хотели — он здоров,

как яблоко налит румяным соком.

Ему рубили руки — больше силы

в руке его, карающей врагов.

Его зарыли — но опять шагает

он рядом с нами с песней на устах.

Хуан, перед тобою все дороги,

Хуан, тебе открыты все ворота,

земля твоя, и рождена тобою,

твоею кровью, правда на земле.

Враги тебя не могут уничтожить,

ты — древо человеческой свободы,

ты — древо вечности, твоим корням

защитою послужит сталь сегодня,

защитою твое величье ныне

в Советской Родине; ей не страшны

укусы издыхающего волка.

Ведь из страданья новый строй родился,

а из него свобода родилась.

Так поднимай, народ, свободы знамя,

держи его руками всех погибших,

неси его руками всех живых,

соединенными в одно пожатье,

иди вперед, в решительный, последний,

единый бой, к своей звезде лучистой,

пускай единым светом засияет

лицо непобедимое твое.

Ода надежде Перевод О. Савича