Поэзия - [41]

Вновь, по-язычески, за жизнь своих детей приносим человеческие жертвы. А Ты, о Господи, Ты не встаешь из мертвых на этот хруст младенческих костей! [346]

Елена Фанайлова, 1962

                     ***

Жить, как улитка, хочу, в вате хочу,

Дряблое тело храня,

Будто в футляре стеклярусовом

Елочный шарик лежит,

И отстала бы жизнь от меня,

Трепетавшая в воздухе пламенном, ярусами.

В бархатном нежном футляре хочу засыпать,

Будто забытая вещь, театральная штучка,

Бусинка либо перчатка.

Буду с тобой разговаривать по ночам

По телефону во сне, сиять.

Хитрая стала, тихая, полюбила молчать,

Тонкостенные, хрупкие вещи в папиросной бумаге

                                         хранить, охранять.

Пиромания, пиротехника, flash.

Испепеляющий огонь. [320]

Данила Давыдов, 1977

               ***

я прыгало плакало ело

пока не насытилось всё

прости меня милое тело

тебя вертолет не спасет

он скоро сюда доберется

он сбросит фамилию, пол

и сердце которое бьется

в аптечке как пленный глагол [103]

Сергей Соловьев, 1959

                  ***

Отойди в сторону, девочка,

я попробую это сказать, думает он,

я попытаюсь за нас двоих.

Нет нас двоих, эти слова не делятся на два.

Видимо, нужно и мне отойти в сторону, освободить поле,

пусть постоит под паром.

Не так близко, думает она,

хоть немножко пусть бы он отошел в сторону…

Где ж она, та сторона, думает он, следы повсюду.

Те — сейцы, а эти — жгут.

Не клубок — колобок катится по лабиринту.

Колобок-минотавр, в нем ты, обкатывайся.

Рудно тебе, дитя.

Прекрасное — трудно, говорили твои ровесники.

Красное дно, не утешишь.

Дьявол к глазу прильнул; болен он, воин зренья,

                                       один в поле.

Трупно в груди, грудно.

Рдеет, пыль из просветов прет,

форточки мнутся,

ласточки плинтус рвут — горлом, крича, как змеи.

Кровь в тебе, девочка, та же берложит,

лапу в сердце обмакивает, смокчет.

Боже струится — бездонный еще — в зеркалах.

Отойди, говоришь.

Отдели свет от тьмы, тьму от женщины, след от крови.

Был одним — заискрилось,

стал другим — рассвело,

вышел третий из двух — покачнулось, на пальцах повисло.

Сколько нас по краям этой тайны —

пойди обойди их, прижатых к себе, по карнизу.

Скользко нас по краям. [296]

^{ТАКЖЕ СМ.:}

^{Инна Лиснянская (6.2),}

^{Ксения Чарыева (10.3).}

6.4. Социальная идентичность

В русской поэзии именно этот вид идентичности, видимо, выражен наиболее отчетливо. Уже литература XVIII века сочинялась людьми разного социального происхождения, однако их объединял общий поэтический язык и общий набор образцовых авторов. Поэтому поэзия выходца из крестьян Ломоносова с точки зрения социальной идентичности ничем не отличалась от поэзии потомственного дворянина Сумарокова.

Это положение дел начинает меняться на рубеже XVIII–XIX веков, когда появляется запрос на поэзию, написанную от лица представителей определенных социальных групп, до того не получавших «права голоса» в литературе. Прежде всего имелось в виду крестьянство, воспринимавшееся в контексте массового увлечения идеями модных европейских мыслителей (Иоганна Готфрида Гердера и Жан-Жака Руссо) в качестве носителя некой «сокровенной» и подлинной культуры. Такая поэзия создавалась людьми крестьянского происхождения, которые не считали нужным использовать репертуар форм и тем «высокой» ученой культуры. Наиболее яркий пример такого поэта — Алексей Кольцов, но существовали и многие другие крестьянские поэты. Особая «крестьянская» идентичность была важна для русской поэзии на протяжении всего XIX века.

В ХХ веке одновременно с распространением революционных движений в поэзии заявляет о себе идентичность рабочих. Ярким примером такой поэзии можно считать творчество Алексея Гастева (1882–1939) — поэта, писавшего почти исключительно о буднях пролетариата. На манеру Гастева сильно повлиял американский поэт Уолт Уитмен, который в первой половине ХХ века воспринимался как первый подлинно демократический поэт. Вот одно из стихотворений Гастева:

                                 Гудки

Когда гудят утренние гудки на рабочих окраинах, это вовсе не призыв к неволе. Это песня будущего.

Мы когда-то работали в убогих мастерских и начинали работать по утрам в разное время.

А теперь утром, в восемь часов, кричат гудки для целого миллиона.

Теперь мы минута в минуту начинаем вместе.

Целый миллион берет молот в одно и то же мгновение.

Первые ваши удары гремят вместе.

О чем же воют гудки?

— Это утренний гимн единства! [73]

1918

На рубеже ХХ — XXI веков социальная и профессиональная идентичности также важны для некоторых поэтов — в первую очередь для тех, кто пишет стихи на «острые» общественные темы (21.2. Поэзия и политика). Для таких текстов важна политическая позиция поэта. Эта позиция чаще всего формируется социальным контекстом и может выражаться с разной степенью отчетливости. В такой поэзии идентичности предъявляются автором в совокупности: он выступает одновременно и как представитель своего поколения и определенной социальной группы, и как человек определенного возраста и гендера.

Именно поэтому наиболее отчетливо в поэзии этого времени выражена идентичность представителей «новых» профессий — тех, что непосредственно имеют дело с печатным словом, обеспечивают его присутствие в обществе. Это идентичности работников СМИ и рекламного бизнеса: на рубеже 1990—2000-х годов почти все поэты двадцати — тридцати лет имели опыт работы в этой сфере (Кирилл Медведев, Мария Степанова, Линор Горалик, Станислав Львовский). Эти профессии предполагали определенный круг знакомств и образ жизни, их представители отличались особыми взглядами на мир и на устройство общества, и все это обобщалось в их социальной идентичности.