Поэзия - [239]
Однако уже на двадцать первой странице книги этого пытливого старшеклассника, кой и заявлен в качестве целевой аудитории, ждёт маленький культурный шок. Глава 2.1. предлагает делить поэзию на два типа: нарративную и лирическую. И утверждает, что «оба этих типа поэзии существуют с древнейших времён…». А школьник, повторим, пытливый. Стало быть, он в рамках расширенного курса школьной программы уже читал статью В.Г. Белинского «Разделение поэзии на роды и виды». Или даже по совету хорошего учителя заглядывал в «Поэтику» Аристотеля. И знает, что более типическим представляется деление поэзии на эпическую, лирическую и драматическую.
Предположим, что учебник раскрыл не школьник, но первокурсник-филолог. Он, согласно аннотации к учебнику, тоже входит в потенциальный круг читателей. Первокурсник этот может быть знаком с работой Гёте и Шиллера «Об эпической и драматической поэзии». Там распределение типов поэзии было сходным с предлагаемым авторами учебника. Зато первокурсник вполне уже может знать, что сам термин «нарратив», хоть и восходит к латинскому «narratio», хождение получил не более полувека назад. При дальнейшем ознакомлении с книгой удивление читающего будет нарастать вплоть до момента, пока он не осознает, что этот учебник заключает в себе весьма оригинальную аксиоматику. По крайней мере, во многих аспектах сильно отличающуюся от традиционных представлений о литературе.
Например, связь поэзии и религии отнесена к разделу идентичностей. Т. е. «Религиозная идентичность» в применении к поэзии поставлена в тот же ряд, что и «Этническая идентичность», «Гендерная идентичность», «Социальная идентичность». Хотя более классическим было б, наверное, расположение главы «Поэзия и религия» в том же разделе, где представлены «Поэзия и наука», «Поэзия и философия». (Термин «классическим» в предыдущем предложении соотносится с понятием «Классическая немецкая философия»: Кант и Гегель рассматривали искусство в указанных выше соответствиях).
К новой аксиоматике можно отнести также подробное и тщательное рассмотрение ритмики стиха при почти отсутствующем упоминании о тропах. Очевидно, ритмический рисунок представляется авторам не в пример важнее риторических фигур. Кроме того, в книге указано весьма немного жанров поэзии, а вот место её внутри мультимедийного целого проанализировано весьма тщательно. Есть и другие отличия от традиционных взглядов на описание поэзии.
Так вот: здесь возникает та самая точка бифуркации, о которой так любили говорить специалисты по термодинамике, а теперь любят говорить социологи. Если принять вот эту аксиоматику, то учебник становится до безупречности логичным во всех разделах. В частности, очень тщательно подобраны примеры к блокам «Читаем и размышляем». Именно с точки зрения написания учебника из «здесь и сейчас». Те, кому более мил диахронический подход, пожалуй, окажутся удивлены обилию текстов, созданных в последние лет шестьдесят, и преобладанию оных над признанной классикой.
Но вот один аспект объективно неясен: кому всё-таки предназначен этот учебник? Молодым людям, желающим разобраться в этом аспекте культуры на уровне хорошего читателя или будущим поэтам-филологам-культуртрегерам? Прямого ответа авторы не дают: «Значит ли это, что если ты не пишешь стихов, то и читать стихи бесполезно? Безусловно, нет: ведь для того, чтобы знать толк во вкусной еде не обязательно хорошо готовить. Что обязательно — так это постоянно тренировать вкус, пробовать разное и сравнивать. Зато справедливо обратное: если ты не читаешь стихов, то и писать их бесполезно…».
Впрочем, школьники — читатели научно-популярной литературы, — далеко не всегда становятся специалистами в тех областях, которыми интересуются на грани школы и ВУЗа. Тут скорее может огорчать ограниченность выбора: этот учебник — единственное с незапамятных времён пособие для желающих разобраться в современной поэзии. Но это уж, конечно, претензия не к авторам. Как и не к ним претензии относительно тех или иных субъективностей в тексте книги. Пристальный и заинтересованный взгляд в гуманитарных исследованиях субъективен всегда. Даже если структура учебника напоминает структуру книги естественнонаучной.
С другой стороны, субъективно написанная книга подразумевает и субъективный взгляд на неё. Так вот: мне представляется откровенно слабой и составленной второпях Глава 23. «Литературный процесс и литературная жизнь». Конечно, 32 страницы из почти девятисот общего впечатления сильно не портят, однако маленькое недоумение всё-таки оставляют. Но это ничего. Процесс ведь на то и процесс, чтобы постоянно происходить, меняясь. Соответственно, будет эволюционировать и взгляд на него. Или не будет — тут загадывать нельзя.
Владимир Березин, прозаик, критик, эссеист:
Для начала нужно сказать несколько слов, чтобы рассказать о важности задачи.
Поэзия стала самым свободным и демократичным искусством — актёрам нужен театр, кинематографистам — камера и прокат, романист сталкивается с утратой привычки к долгому чтению.
В этом смысле поэзия неуязвима — она как раз доступна почти без посредников, или — вовсе без посредников, со слуха.
Это история о Рике, бывшем полицейском Закрытого города — колонии для опасных преступников, которому после трагической гибели семьи пришлось стать наёмником и зарабатывать на жизнь выполнением заданий, от которых отказываются остальные. Судьба свела его с юной девушкой Алисой, которая хочет узнать правду о своём отце, но для этого им нужно выполнить очередное задание от Синдиката, одной из трёх влиятельных группировок города. Но на этот раз всё сразу пошло наперекосяк…
Человеческий язык — величайший дар природы! Ему мы обязаны возможностью общаться, передавать свои мысли на расстоянии. Благодаря языку мы можем читать книги, написанные много веков назад, а значит, использовать знания, накопленные нашими предками, и сохранять наши знания для будущих поколений. Без языка не было бы человечества!Сколько языков на земле, как они устроены; как и по каким законам изменяются; почему одни из них — родственные, а другие нет; чем именно отличается русский язык от английского и других языков, а китайский от японского; зачем глаголу наклонение и вид, а существительному падежи?На эти и другие вопросы дает ответы современная лингвистика, с которой популярно и увлекательно знакомит читателя автор книги — Владимир Александрович Плунгян, известный лингвист, член-корреспондент РАН.
Он любил свою жизнь: легкая работа, друзья, девушка, боевые искусства и паркур. Что еще было желать экстремалу Игорю Лисицину по кличке Лис? Переезду в фэнтези-мир, где идет борьба за власть между двумя графами? Где магия под запретом, и везде шныряют шпионы-паладины? Вряд ли. Но раз так вышло, то деваться некуда. Нужно помочь новым друзьям, не прогнуться под врагами и остаться честным к самому себе. И конечно, делать то, что умеешь лучше всего — драться и прыгать. КНИГА НЕ ВЫЧИТЫВАЛАСЬ.
Моностих – стихотворение из одной строки – вызывает в сознании не только читателей, но и специалистов два-три давних знаменитых примера и новейший вал эстрадных упражнений. На самом деле, однако, это форма с увлекательной историей, к которой приложили руку выдающиеся авторы разных стран (от Лессинга и Карамзина до Эшбери и Айги), а вместе с тем еще и камень преткновения для теоретиков, один из ключей к извечной проблеме границы между стихом и прозой. Монография Дмитрия Кузьмина – первое в мире фундаментальное исследование, посвященное моностиху.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.