Поэзия английского романтизма XIX века - [107]

Внимать поэме — ты ее закрой,

Поскольку ожидать смешно и дико,

Что в ней сокрыта сладкая музы́ка.

50

Не так, как некогда Персеев меч

От тела отчленил главу Горгоны,

О нет, — они отважились отсечь

Главу Лоренцо. Древние законы

Гласят: любовь ни потопить, ни сжечь;

В печали дева сдерживала стоны,

К любви своей с лобзанием припав —

Звала любовь, любовью смерть поправ.

51

Вернувшись, утая приметы клади,

Омыла девушка ручьями слез

Главу Лоренцо; расчесала пряди

В земле давно слежавшихся волос,

Освободила, с нежностью во взгляде,

От глины липкой уши, рот и нос,

Разгладила прекрасные ресницы

И горестно рыдала до денницы.

52

А ранним утром голову в платке,

Что был напитан смолами Востока,

Возогнанными на змеевике

И в темноте хранимыми до срока, —

Она в цветочном глиняном горшке

Ту голову запрятала глубо́ко

И, слез не укрощая ни на миг,

В ту землю посадила базилик.

53

И позабыла голоса природы,

И позабыла чисел имена,

И позабыла пажити и воды —

И позабыла, как шумит весна,—

Не зная, дни проходят или годы,

Она всегда сидела у окна

И плакала над милым базиликом,

Навеки в горе затворясь великом.

54

Вспоен слезами, рос чудесный куст,

Служа бальзамом наболевшей ране, —

Он становился и высок и густ,

Как ни один подобный куст в Тоскане,

Корнями восходя из мертвых уст,

Ланит, очей, — и то, что было ране

Истлевшей отсеченною главой,

Взрастало благовонною листвой.

55

О Грусть, помедли, я молю — ни шага!

О Музыка, печалью прозвучи!

О Эхо, долети с архипелага

В летейских водах, — о, не умолчи!

О Скорби дух, над камнем саркофага

С усмешкой лей сребристые лучи,

Рассеивая сумрак живописный

Над мраморами в роще кипарисной.

56

Стенайте, ямбы горя и тоски,

Служители печальной Мельпомены!

Коснитесь струн в мистерии строки

В трагическом распеве кантилены,

Пусть звуки будут скорбны, глубоки —

Увы, несет нам ветер перемены:

Исчахнуть дева вскорости должна,

Как пальма, что ножом надсечена.

57

Оставьте пальму, чтоб она увяла

Сама собой, не приближайте час!..

Нет, так нельзя: служители Ваала

Приметили — в потоке слез погас

Взор девы; это многих удивляло

Средь родичей ее уже не раз:

Ведь, пожелай, она была бы скоро

Невестою богатого сеньора.

58

Дивило братьев более всего,

Зачем она проводит дни, лаская

Цветок, — и с ним творится волшебство:

Он оживает, листья распуская;

И были в толк не в силах взять того,

Как отвлекла безделица такая

Сестру от всяких помыслов о том,

Что юноша не воротился в дом.

59

Как вышло это, как могло случиться?

И братья долго были начеку:

Порой сестра ходила причаститься,

Но тотчас же, к любимому цветку,

Назад спешила в свой покой девица,

Как мать спешит к недужному сынку,

Садилась, как наседка, терпеливо,

И снова плакала без перерыва.

60

И все же был украден базилик,

Им удалась преступная затея —

Сколь ни был мерзок им представший лик,

Но юношу узнали два злодея, —

Открыв секрет, они в единый миг,

От ужаса назад взглянуть не смея,

Бежали, не оставив ни следа,

Из города неведомо куда.

61

О Грусть, молю, не говори ни слова,

О Музыка, надеждой не звучи,

О Эхо, Эхо, долети к нам снова

Из Леты черной, — о, не умолчи!

О Скорби дух, не береди былого —

Ведь Изабелла брошена в ночи:

Она угаснет в непомерной муке,

С возлюбленным цветком навек в разлуке.

62

Отныне деве не было утех,

Все поиски остались бесполезны.

Стал взор ее безумен, жалок смех,

Вопросы тщетны и моленья слезны;

Она старалась разузнать у всех,

Где спрятан базилик ее любезный,

И все звучал ее печальный клик:

«Верните мне мой нежный базилик!»

63

Она скончалась в одинокой спальне,

Похищенный цветок вернуть моля.

Со смертью девы сделалась печальней

Прекрасная тосканская земля;

Судьбу ее и ближний знал и дальний,

И до сих пор напев поют поля:

«О, сколь жесток в безумии великом

Похитивший горшок мой с базиликом!»

1818

С. Палмер. Урожайный месяц.

Масло. Частное собрание в Англии.

КАНУН СВЯТОЙ АГНЕССЫ Перевод Е. Витковского

[455]

1

Канун Святой Агнессы. Холода.

Сове — и то в лесу не сладко было.

Траву в полях одела корка льда.

В овчарне стадо смолкшее застыло.

Монах поклоны отбивал уныло,

Он мерз. И словно хладный фимиам,

Всплывающий от ветхого кадила,

Неслось его дыханье к небесам,

И достигало их, и оставалось там.

2

Он дочитал молитву терпеливо.

И, босоног, и немощен, и свят, —

Берет светильник и неторопливо

Вдоль нефа темного[456] бредет назад,

Минуя изваяний длинный ряд,

Которые, во мраке замерзая,

Коленопреклоненные, стоят, —

И думает старик, изнемогая,

О том, как их томит одежда ледяная.

3

Свернул на север, в боковую дверь.

Шагни вперед — и лаской музыкальной

Он был бы сладко опьянен теперь.

Но колокол зовет его прощальный,

Над ним обряд свершая погребальный.

Бредет монах, соблазны гонит прочь,

Он выбрал путь недальний и печальный:

Лег наземь, чтобы слабость превозмочь.

За грешников молясь, монах не спал всю ночь,

4

Он все же слышал нежный звон прелюдий

Сквозь множество распахнутых дверей, —

Там, в переходах, суетились люди.

Вот музыка становится слышней,

И зала, принимавшая гостей,

Могла б явить монаху блеск соблазна.

Лепные ангелы висят над ней,

Держа карниз; глаза таращат праздно,

На животе крыла сложив крестообразно.

5

Смех серебром звенит, и счету нет

Цветам, нарядам, перьям и алмазам.

Здесь рыцарских романов сладкий бред,

Который в юности дурманит разум.