Поэзия Африки - [83]

верю я и не верю, —

не случайный ли отблеск стекла? —

в душных сумерках предвечерья

чья-то смутная тень проплыла.

Сумерки Перевод Н. Горской

Как сладостен сон, завершенный судьбой

в сиянье ночей, где в безмерную высь

уходят часы, не сыгравши отбой,

где вечность не скажет секунде — вернись!

Напрасно не сетуй, на ночь не сердись,

скорее напиток пригубь голубой —

в нем с явью твои сновиденья сплелись,

в нем звезды рождаются сами собой.

Легчайшим движеньем незримой руки

зажжен над землею опаловый глаз,

трепещут лучи, как ресницы, легки.

Не надо соперницы-лампы сейчас,

чтоб этот мерцающий свет не погас,

чтоб крылья свои не сожгли мотыльки.

Мука Перевод Н. Горской

Гвоздика сохраняет цвет

среди страниц альбома.

Ложится розовый рассвет

на белый саван невесомо.

И болью стянуты виски

в орбите сновидений.

Дрожат зыбучие пески —

часы напрасных бдений.

Иссякнут волны слез в бреду

и вдруг нахлынут снова.

И не приходит, на беду,

спасительное слово.

Я одинок в потоке дней,

а дни проходят мимо…

И горечь на душе сильней,

и боль — неутолима.

Монотонные ритмы Перевод Н. Горской

Лежу, дремлю на дне челна,

скольжу, ленивых ритмов полный,

и плачет сердце, как волна;

расколот звоном летний полдень.

Скользит, ленивых ритмов полный,

мелодий медленных наплыв.

Расколот звоном летний полдень —

многоголосый перелив.

Мелодий медленных наплыв

в тяжелых ароматах молкнет.

Многоголосый перелив

струится, словно лента молний.

В тяжелых ароматах молкнет

лиловых волн легчайший плеск.

Вдали струятся ленты молний,

до слез слепит разлитый блеск.

Над чем властвует любовь? Перевод Н. Горской

Над сутью всех вещей, над смыслом слов,

над зыбкостью неповторимых снов,

над тишиной, тяжелой, как смола,

и над вопросами, которым нет числа;

над плачем, заглушенным тишиной,

над тяжкой тишиной души больной,

над болью, приходящей вдруг,

когда вдвоем молчат, не разнимая рук;

над местом встреч — началом всех начал,

над словом, столько значащим для двух,

над словом, не произнесенным вслух,

над нервами, чей яростен накал,

и над ленивой негой вечеров,

когда смолкают голоса ветров.

Мудрость Перевод Н. Горской

Желанья, гнев и боль отброшу прочь,

из дальних стран вернусь домой,

пускай сожжет пылающая ночь

мою тоску и бред последний мой.

Желанья, гнев и боль отбросив прочь,

я подниму с земли кровавый ком —

остатки сердца моего,

растоптанного вашим каблуком,

и, если сердце не совсем мертво,

я подниму с земли кровавый ком.

Ко мне придет без сновидений сон,

и прилетят в рассветный час

четыре ветра с четырех сторон —

коснутся ласково усталых глаз,

и снизойдет без сновидений сон.

Анимизм Перевод Н. Горской

Когда проснется спящая страна, —

несбыточному сбыться суждено! —

забродит гнев, как старое вино,

и возвестит иные времена.

И кости, побелевшие давно,

восстанут и стряхнут остатки сна —

вот так душа истлевшего зерна

живет и входит в новое зерно.

И боги маски черные сорвут,

их голоса прокатятся, как гром,

и запылает ночь большим костром.

И неживые вещи оживут,

и в темных дебрях прозвучат слова,

что Африка по-прежнему жива!

Диалог Перевод Н. Горской

Перекличку волны и весла

подхватил расшалившийся бриз,

и над веслами наши тела,

словно яркая бронза, зажглись.

Раскалился песок добела,

и валы набегают на мыс,

и пирога в тоске замерла,

океан умоляет — вернись!

Колыбельная песня морей…

Хоть бы вечер пришел поскорей

и, ласкаясь, к пироге прилег!

Голос прошлого в сердце проник,

нам понятен печали язык —

и волны и весла диалог.

Запустение Перевод Н. Горской

В джунглях под черной листвой

труб оголтелых вой, буревой, грозовой,

и тамтам — зловещей совой.

Черная ночь, черная ночь!

Плачет тыквенная бутыль —

ядом стала вода,

и превратилась в пыль

в чаше еда,

в чаще — беда,

страшно в домах, страшно впотьмах,

черная ночь, черная ночь!

Под мертвой луной

факел в ночи,

свет, как больной,

бледнее свечи, тусклее свечи.

Только дым смоляной,

черная ночь, черная ночь!

Чья-то душа

бродит в тиши;

тише, чем вздох камыша, —

шепот души,

черная ночь, черная ночь!

Цыпленок ни мертв, ни жив —

хоть бы малейшая дрожь!

Хоть бы черная кровь из багровых жил —

камень — сломаешь нож!

Черная ночь, черная ночь!

Труб оголтелых вой, буревой, грозовой,

и тамтам — зловещей совой,

черная ночь, черная ночь!

Прочь с берегов реки

ушел народ,

стонет вода в порыве тоски,

и тростники вонзают в небо клинки.

Черная ночь, черная ночь!

Покинул саванну древнейший род,

в пустыне гудят пески,

труб оголтелых вой, буревой, грозовой,

и тамтам зловещей совой —

черная ночь, черная ночь!

На деревья взгляни —

сок застывает в стволе,

сохнут корни в земле,

и предков огни

погасли в густой тени.

Черная ночь, черная ночь!

Страшно в домах, страшно впотьмах,

факел слабей ночника,

плачет река,

в чащах больных поселился страх,

ветка дрожит, как рука старика.

В джунглях под черной листвой

труб оголтелых вой, буревой, грозовой,

и тамтам — зловещей совой…

Черная ночь, черная ночь!

Дыхание предков Перевод Н. Горской

Голоса вещей слушай чаще,

к ним обрати свой слух:

голос огня шипящий,

голос воды стеклянный,

рыдание чащи,

шелест поляны —

это предков нетленный дух.

Мертвые не уходят из привычных мест:

родные края озирая,

они блуждают окрест.

Их домом не стала земля сырая:

они населяют лес,

стоном ветра летят с небес,

в заводи вместе с водой молчат,