Поэзия Африки - [66]

как безмолвная музыка дротиков и кинжалов

племени моего воинственного, прекрасных

и сияющих, словно золото, ввысь воздетых

в беспокойном чреве моей африканской ночи.

МОГИМО [263]

Мать-Африка Перевод П. Грушко

Мать-Африка, на твоих устах боевые напевы.

Ты поешь и танцуешь под клич Шикуэмбо.

Мать-Африка, бесконечно прекрасны луны

в причудливых чащах далекого Конго.

Мать-Африка, твои эбеновые сыновья

бегут и падают ниц под гул барабанов-шигубо[264].

Африка, мать магических маримб

и белых господ, говорящих на черных наречьях.

Мать-Африка, голубые и зеленые океаны

радостно ревут под гром твоих барабанов.

Мать-Африка, в твоем сладостном лоне

рождаются темнокожие воины,

могучие бойцы,

одолевающие

гиен.

КРАВЕЙРИНЬЯ МПУМО [265]

Уверенность Перевод П. Грушко

Непогребенные голоса Шинаване[266],

непогребенные голоса Муэда[267]

взывают к нам, просят восстать.

Дантовы виденья Герники,

рожденные кистью Пикассо,

отзываются в нас болью,

взывают к нам, просят восстать.

Огнедышащие жерла орудий

извергают пламя свободы,

мертвые

кровавыми буквами пишут свободу.

Свобода будет реветь

в раскаленных добела стволах ружей,

пока дерево свободы не покроют цветы,

пока созидатели мира

не нарисуют в небесной сини

белокрылые контуры мира,

пока из праха прошлого

по заветам Шивамбо Мондлане[268]

не возникнет новый Мозамбик.

Кровавые слезы, которыми мы оплакиваем его смерть,

станут нулями, летящими в цель.

Наперекор ночному вою гиен,

ощеривших кровавые пасти,

на зверином пиру

вырастает фигура гиганта:

в одной руке у него факел свободы,

винтовка — в другой.

Это сын сумерек,

в которых покоятся герои

от Спартака до Гевары и Лумумбы.

Вот он идет — Мондлане — не символ,

а уверенность, компас, показывающий дорогу к победе,

когда гиены с желтыми глотками

сгинут в огне свободы

и исчезнет даже пепел их сгоревших тел.

РУЙ НОГАР [269]

Загадка № 2 Перевод М. Самаева

Лазурный ореол

нездешних звезд.

И море маков —

багряный бред

воспоминанья.

Большие нестерпимые цветы;

разлапистые лацканы корней

и лепестки, впечатанные в память.

Как девушки, чей вечный голод

рождает голод и не знает

метафизических проблем.

А ненависть,

могущая не меньше

(когда не больше),

чем безнадежная любовь,

которою у нас полны

извечно

дырявые карманы?!

И не уйти им, никому

им не уйти.

Шесть миллионов восемьсот шестнадцать тысяч

сто голосов

на двадцать пять

квадратных километров.

Им не уйти, друзья!

Никто не сможет

уйти.

РУЙ ДЕ НОРОНЬЯ [270]

Безумец Перевод В. Васильева

Мне встретился бродяга бесноватый.

Крича, он с одержимостью во взоре

Стучался в двери палкой суковатой.

Я понял человеческое горе.

Мне встретился бродяга бесноватый.

Что людям глас его в их общем хоре?

Вокруг одни страданья и утраты.

Им этот крик безумца — капля в море.

И всей душой я пожалел беднягу,

Чужого, одинокого бродягу,

Который жизнь свою влачит скорбя.

И я раскрыл ему свои объятья.

Но в нем себя был вынужден узнать я.

Как стало больно видеть мне себя!

Мятежность Перевод В. Васильева

О, дни забот, о, дни душевной смуты,

Утраченные песни и стенанья

Необъяснимых мук, о, холод лютый

Разбитого навеки упованья,

О, миги откровенья, о, минуты

Украшенного смехом мирозданья,

О, всех сомнений порванные путы!

Когда бы мне сказали: «Вот страданья,

Извечно не дающие покоя.

Вот краткое, как месса, золотое

Веселье. Это дней твоих спираль.

Меж ними выбирай по усмотренью», —

Я предпочел бы умиротворенью

Бессонную, мятежную печаль.

Несчастье Перевод И. Тыняновой

Я — хижина на берегу морском,

Вчера погиб рыбак, хозяин мой,

Рыдают дети под моим окном

И женщина, что сделалась вдовой.

Я хижина на берегу морском,

Меня разбило дикою волной,

На досках, всплывших над моим крыльцом,

Спит женщина, убитая грозой.

Я уж не хижина, мне уж нельзя помочь,

Я горький плач сирот, ушедших в ночь,

Просящих хлеба и участья.

Я слезы тех, кто осужден страдать,

Кого и смерть не хочет принимать…

Бездомных… Нищих… Я — несчастье.

МАРСЕЛИНО ДОС САНТОС [271]

Здесь мы родились Перевод Л. Некрасовой

Такая древняя земля,

где мы родились,

Такое множество веков

прошло по ней…

Здесь наши предки

жили, умирали,

Лаская, обнимали эту землю,

Трудясь на ней извечно, каждодневно…

Как стебли, переполненные соком,

Змеились жилы по натруженным рукам.

И, высекая из камней суровых

основы плодородия земли,

В сердцах своих

таили наши предки

О счастье величавую мечту,

И мы с тобой

здесь некогда родились…

Горячая и добрая земля,

Земля ликующего солнца,

Зеленая земля широких нив,

Как женщина прекрасная

с цветущим телом,

Нам отдалась, полна желанья…

И мы росли,

Баюкали нас птицы —

Крылатые певцы

родной земли.

Так проросло

на поле нашей жизни

Из глубины веков

поднявшееся чувство

Неистребимой, истинной любви.

И вот теперь,

когда по небу хлещет ветер,

Меч молний

рассекает темноту,

Когда жестокий страх

окрашивает лица

в смертельный серый цвет, —

Теперь одна любовь,

любовь не дрогнет наша!

Прекрасная земля,

где мы с тобой родились,

Ее страданья — наша боль.

Но туча желчная сегодняшнего дня

Должна исчезнуть,

как любая туча.

Прекрасная земля,

земля надежды,

Открытая лишь искренним объятьям,

Прекрасная земля,

где с каждым часом

Все громче слышится

Свободы твердый шаг!

Нам, юным сыновьям

Столетия, идущего к концу,

Нам, самым смелым,

самым молодым,

Дано наследье наших предков…

И мы несем его

в своих больших руках,