Поэты и убийцы - [30]

Судья Ди вытащил из-за кушака служанки салфетку и наскоро вытер руки Юлань. Ран на них не было.

— Как пройти в гримерную? — спросил он коллегу, передавая полуобморочную поэтессу служанке.

— Идем! — быстро ответил Ло и двинулся по узкому боковому коридору слева от пиршественного зала.

Он распахнул дверь в конце коридора и, ахнув, застыл на месте. Бросив быстрый взгляд на темный пролет ведущей вниз лестницы, судья Ди поспешил за ним в узкую продолговатую комнату, где пахло потом и духами. Там никого не было, но свет высокой лампы с белым шелковым абажуром освещал лежащее на спине поперек эбонитовой скамьи полуобнаженное тело Маленькой Феникс.

На ней была только полупрозрачная нижняя рубашка, белые мускулистые ноги свисали до самого пола. Раскинув по сторонам тонкие голые руки, она уставилась в потолок неподвижными глазами. Из глубокой раны с левой стороны шеи текла густая кровь, которая медленно расползалась лужей по камышовой обивке скамьи. На худых плечах танцовщицы отпечатались кровавые следы чьих-то пальцев. Ее сильно загримированное, похожее на маску лицо с длинным носом и изломанным ртом с мелкими острыми зубками напомнило судье Ди лисью морду.

Судья Ло коснулся ее тела под одной из маленьких грудей.

— Должно быть, это случилось всего несколько минут назад, — пробормотал он, выпрямляясь. — А вот и орудие убийства! — И он указал на измазанные в крови ножницы, которые валялись на полу неподалеку.

Ло нагнулся к ним, а судья Ди окинул быстрым взглядом женскую одежду, аккуратно сложенную на кресле напротив простого туалетного столика. На высокой стойке в углу висело просторное платье зеленого шелка с широкими рукавами, красный кушак и два длинных прозрачных шелковых шарфа. Повернувшись к своему коллеге, он сказал:

— Ее убили, когда она собиралась надеть костюм для выступления.

Судья взял с туалетного столика нотную тетрадь студента и убрал ее в рукав. Его взгляд упал на небольшую дверь справа от той, через которую они вошли.

— Куда она ведет?

— В пиршественный зал, прямо за ширму.

Судья Ди повернул дверную ручку и чуть приоткрыл дверь. Из-за нее донесся голос придворного поэта:

— Надеюсь, в резиденции До есть лекарь. Чтобы...

Тихо прикрыв дверь, судья сказал:

— Тебе придется хорошенько тут все осмотреть. Наверно, мне стоит вернуться в пиршественный зал, чтобы исполнять вместо тебя обязанности хозяина.

— Да, Ди, пожалуйста, отправляйся к гостям. Хорошо, что ты сказал, будто произошел несчастный случай. Пусть гости и дальше так считают, нам незачем их расстраивать. Сообщи, что она напоролась на ножницы. Увидимся позже, когда я всех допрошу.

Судья, кивнув, вышел. Столпившимся в боковом помещении перепуганным слугам он велел заняться делами, вернулся в пиршественный зал и проговорил, снова заняв свое место:

— Танцовщица уронила ножницы прямо на правую ногу и перерезала себе какой-то сосуд. Поэтесса пыталась остановить кровь, но ей стало дурно, и она поспешила позвать нас на помощь. Если вы не возражаете, я пока заменю Ло.

— Да, в подобных обстоятельствах женщины легко теряют голову, — сказал академик. — Я рад, что Юлань хотя бы не поранилась сама. Хотя эту девочку Феникса мне тоже жаль. Но не могу сказать, чтобы я сильно расстроился оттого, что мы не увидим лисьего танца. Мы собрались здесь не для того, чтобы смотреть, как эта девица выделывает всякие коленца, а для более возвышенных целей.

— Повредить ногу — это большая неприятность для танцовщицы, — заметил придворный поэт. — Ну что ж, теперь, когда нас всего четверо, мы вполне можем отбросить формальности. Почему бы нам не объединить эти три стола в один? Если Юлань придет в себя и вернется, мы найдем место и для нее.

— Очень хорошо! — воскликнул судья.

Он хлопнул в ладоши и велел слугам придвинуть боковые столы к главному. Они с Могильщиком переставили свои кресла и сидели теперь за импровизированным квадратным столом напротив Шао и Чана. Судья сделал служанкам знак снова наполнить кубки. После того, как все выпили за скорейшее выздоровление танцовщицы, два слуги внесли поднос с жареной уткой и оркестр заиграл очередную мелодию. Академик поднял руку и прогремел:

— Велите унести этот поднос, Ди. И скрипачей всяких тоже отошлите. У нас было уже довольно еды и довольно музыки! Теперь можно начать пить всерьез!

Придворный поэт провозгласил следующий тост, за ним пришла очередь Могильщика Лу, потом судья Ди от имени отсутствующего хозяина поднял тост за его троих гостей. Академик вовлек Чана в нескончаемую дискуссию о достоинствах классической прозы по сравнению с современными стилями изложения. Это позволило судье начать разговор с Могильщиком. Тот был изрядно пьян; определенно, его обеты никак не касались воздержания от вина. Испарина, покрывшая грубое лицо Лу, сделала его еще больше похожим на жабу. Судья Ди начал:

— Вы, господин, уже давно не живете в буддийском монастыре, почему же вас продолжают называть Могильщиком?

— Да прозвали так, когда я был еще молод, и прижилось, — хрипло ответил его собеседник. — Хотя признаю, что это неправильно. Я уже давно не могильщик, потому что оставляю похороны мертвецов им самим. — И он одним глотком осушил свою чашу.