Поэты 1880–1890-х годов - [129]

Чтоб кто-нибудь вошел под каменные своды,—

Пусть он не принесет оплаканной свободы,

Но яркий свет дневной ворвется вслед за ним.

<1894>

482. «Смолкла тревога дневная. Назойливый говор затих…»

Смолкла тревога дневная. Назойливый говор затих.

Звезды и сны сыплет вечер с лазоревых крыльев своих.

Всё о тебе мои думы, чуть спустится сумрак немой.

Я одинок, далека ты… Помню: прощаясь с тобой,

Долго смотрел я в твои голубые глаза;

В сердце рождалась и гасла, и снова рождалась гроза.

Нежность ли тайная в них? Смущенье ль пред взором моим?

Ложь или правда? То таял, как жертвенный дым,

Страх непонятный, то снова тревога росла,

Снова сгущалась ненастная мгла…

Кто ты? Беспечный ребенок, взволнованный страстью моей?

Новое ль жгучее чувство, вспыхнув, сильней и сильней

Овладевает тобою и вся ты подвластна ему?

Кто ты? Скажи и рассей ненавистную тьму.

Ярче, тревожней сомненья. Всё безнадежней тоска.

Я одинок, как бывало, ты — далека, далека.

<1897>

483. «Над городом немым пустынный диск луны…»

Над городом немым пустынный диск луны

                Плывет под облачною дымкой.

В туманном сумраке незримо реют сны,

                Влетая в окна невидимкой,

Тревожные, мучительные сны.

И всё, что, в памяти оставив бледный след,

                Покоилось в тени забвенья

При резком шуме дня, — все раны прежних лет

                И все угасшие сомненья

Умчавшихся, давно забытых лет,—

Всё воскресает вновь, и в грозный час ночной,

                Укором дух мой омрачая,

В неясных образах проходит предо мной

                Вся юность, праздно прожитая, —

Вся молодость проходит предо мной.

И просыпаюсь я, еще обвеян сном,

                Объятый скорбью покаянной,

Я зарыдать готов. Но слышен за окном

                Знакомый шум; встает туманный

Дождливый день за плачущим окном.

Неслышно, медленно плывет со всех сторон

                Забот обычных рой тревожный.

Умчался в бездну сон, — и кажется мне он

                Мечтой ненужною и ложной,

Докучным бредом кажется мне он.

<1897>

Д. М. РАТГАУЗ

Даниил Максимович Ратгауз родился в Харькове 25 января 1868 года, в немецкой семье. Окончив гимназию в Киеве, поступил там же в университет, на юридический факультет. Однако юридическими науками почти не занимался, а с 1888 года целиком посвятил себя поэзии. Стихов он писал в это время много. В 1893 году выходит в Киеве первый его сборник, и с тех пор популярность Ратгауза растет.

Он и сам активно содействовал этому: писал письма Чайковскому, Римскому-Корсакову, Полонскому, Венгерову, рассылал сборник с просьбой посмотреть, почитать, отнестись снисходительно, сказать ему, есть ли у него дарование, сочинить на его слова музыку, поместить, если можно, стихи его в антологию или хрестоматию. И авторитетные люди читали его стихи, говорили, что дарование у него есть, перелагали его стихи на музыку, помещали их в антологии и хрестоматии.

Он обращается к Я. П. Полонскому: «Вот уже два года, как я пишу стихи посылал их в некоторые журналы — их печатали Я решительно не имею никакого знакомого, мнением которого я мог бы дорожить и руководствоваться Я решительно не знаю, есть ли у меня хоть капелька таланта?»[140].

Он умоляет С. А. Венгерова: «Какой толчок дадите Вы дальнейшей моей деятельности, если только Вы действительно найдете во мне дарование!»[141].

Он предлагает Н. А. Римскому Корсакову: «Многоуважаемый г-н профессор! Не имея удовольствия знать Вас лично, я, тем не менее, решаюсь обратиться к Вам с нижеследующим предложением. Не желаете ли Вы иллюстрировать Вашей прелестной музыкой несколько моих стихотворений? Буду рад, если прилагаемые при сем вещицы Вам понравятся…» В следующем письме ему он продолжает: «Я буду бесконечно рад, если некоторые из песен моих Вам настолько понравятся, что Вы удостоите их Вашей прелестной музыки, и серия романов Н. А. Римского-Корсакова на мои слова была бы мне высшей наградой за те муки и тернии, которыми усыпан путь каждого, обреченного на творчество»[142].

Он просит С. А. Венгерова поместить о нем заметку в Критико-биографическом словаре, прибавляя: «Я не решился бы Вас просить об этом, если бы не имел убеждения, что стихи мои не бесталантливы…» Он сам тут же прилагает текст заметки в готовом виде и в ней говорит о себе: «Стихотворения его выделяются из произведений других современных поэтов мелодичностью, искренностью, безыскусственностью… Поэзия его — поэзия неуловимых ощущений, тихой грусти и неги, и его более, чем кого-либо, можно назвать последователем Фета»[143].

Он раскрывает Я. П. Полонскому характер своих творческих ощущений (конец 1893 г.): «Я никогда не мог писать длинных, если хотите, вполне осмысленных стихотворений… Я никогда заранее не задаюсь мыслью написать, описать что-либо. Никогда не преследуют меня образы. Но бывают периоды, когда вдруг сердце болезненно сжимается, туман заволакивает глаза, печаль невыносимо томит душу, и какие-то гармонические звуки в смутной, то розоватой, то темной, темно-серой дымке носятся перед моим духовным взором и слухом…»[144].

Получилось так, что целых шесть романсов на слова Ратгауза написал Чайковский, который вскоре умер, так что романсы эти остались его «лебединой песнью». Как свидетельствует один из современников, «их любил исполнять (и прекрасно исполнял) тогдашний премьер петербургской оперы H. Н. Фигнер, и это еще больше увеличивало их популярность, а вместе с тем известность автора, или, по крайней мере, его фамилии»