Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 - [40]

И молча на тебе свои покоить взоры.

Когда вокруг меня спустилась тьма, как ночь,

И разум мой пожрать готов был мрак глубокий,

Надежды свет погас, друзья бежали прочь,—

Взошла ты для меня звездою одинокой.

И кроткие твои, прелестный друг, лучи

Одни лишь надо мной под мраком туч блистали,

Не изменялися, и в грозной сей ночи,

Как взоры ангела, меня сопровождали.

Благословляю я твой благотворный свет!

Он, неожиданный и милый посетитель,

Мне сердце отогрел, и в нем минувших лет

Надежду оживил, как горний утешитель.

Ты зрела моего задумчивость чела,

Мой грустный, мрачный взор и бледные ланиты,

Но улыбнулась мне, в душе моей прочла

И пробудила в ней огонь, под сердцем скрытый.

О дева милая! из смертных всех лишь ты

Под бурей страшною меня не покидала,

Не верила речам презренной клеветы,

И поняла, чего душа моя искала.

Отрадной сению была ты для меня:

Так пальма юная одна в степи унылой,

Росистую к земле вершину приклоня,

Прохладну стелет тень над тихою могилой.

И для чего меня развратный свет винит?

Всех больше мне мои известны заблужденья;

Но в сердце, милый друг, где образ твой сокрыт,

Клянусь, не может быть и тени преступленья.

Пусть зависть на меня свой изливает яд,

Пускай злословия шипит язык презренный.

Что в мненьи мне людей? Один твой нежный взгляд

Дороже для меня вниманья всей вселенной.

Но если небеса, о кроткий ангел мой,

Судили на земле нам вечную разлуку,—

Зачем, прелестный друг, мы встретились с тобой?

Зачем ты подала мне ласковую руку?

О, как бы я желал пустынных стран в тиши,

Безвестный, близ тебя к блаженству приучаться

И кроткою твоей мелодией души,

Во взорах дышащей, безмолвствуя, пленяться.

О, как бы я желал всю жизнь тебе отдать,

У ног твоих порой для песней лиру строить,

Все тайные твои желанья упреждать

И на груди твоей главу мою покоить.

Тебе лишь посвящать, разлуки не страшась,

Дыханье каждое и каждое мгновенье

И, сердцем близ тебя, друг милый, обновясь,

В улыбке уст твоих печалей пить забвенье.

1822–1823

70. РОМАНС МЕДОРЫ Из 1-й песни Бейроновой поэмы «Корсар», The Corsair

Сокрыта навсегда любовь в душе моей,

Уединенная и тайная для света,

И сердце, нежности подвластное твоей,

Дрожит — в безмолвии — вняв глас ее привета.

В нем теплится, увы! светильник гробовой

И тайным пламенем горит, не угасая;

Но слаб отчаянья прогнать он мрак густой,

Как будто б луч его — горел не озаряя.

О, помни обо мне! Не вспомянув меня,

Безвременной моей ты не пройди могилы:

Страданья одного снести не в силах я —

Забвенья хладного в душе твоей, друг милый!

Услышь сердечный вздох и глас прощальный мой:

По мертвым грусть — не стыд, и веет нам отрадой;

За страсть мою к тебе — пожертвуй мне слезой.

Последней — первою — единственной наградой!

<1824>

71. РОМАНС ЛОРЫ Из романтической поэмы в 2-х песнях под названием «Манфред»

Любовь в душе моей живет;

Она мне жизнь и восхищенье!..

Но что же сердце не цветет

В ее отрадном упоенье?

Любовь, увы! сияет в нем,

Как луч приветливый денницы,

Во всем блистании своем

Закравшийся во мрак гробницы.

О милый друг души моей!

Когда день ясный нам проглянет?

Когда сверкать в руке твоей

Булат ужасный мне престанет?

Звезда пустынная моя!

Прелестный друг и вечно милый!

Люблю тебя!.. но вяну я,

Как цвет над хладною могилой.

Где легкий конь твой прах крутит?

Где ты теперь, пустынный житель?

Где ветр в кудрях твоих свистит?..

Спеши ко мне, мой повелитель!

Забыли очи сладость сна,

Изныло сердце в разлученье;

Предчувствий злых душа полна…

Спаси Манфреда, провиденье!

<1824>

72. <СМЕРТЬ ЭВИРАЛЛИНЫ>

Два дня, томясь, изнемогая,

Очей дремотой не смыкая

И ни на шаг от друга прочь,

Несчастная Сальгара дочь

Над женихом своим рыдала

И плотоядных отгоняла

От праха птиц. И в третий день,

Когда холодной ночи тень

С небес лазоревых сбежала,

Погасли звезды, и роса

На мхах утесов заблистала,

И солнце шло на небеса,—

Ловцы оленей круторогих

И горных ланей быстроногих

В пустыне деву обрели,

Без чувств простертую в пыли.

И сердце в ней уже не билось!

В ее руке сверкал кинжал,

И бледностью чело покрылось;

И ветер, веющий от скал,

По персям девы обнаженным

И яркой кровью обагренным

Златые кудри рассыпал.

Склонясь главой на грудь Кальфона,

Она, казалось, будто спит

И будто сына Турлатона

В своих мечтаньях сонных зрит.

Ловцы могильный ров изрыли

Булатом копий и мечей

И девы прах и прах вождей

Под звуком песней схоронили.

Курган насыпали над рвом

Возвышенный, и весь кругом

Зеленым дерном обложили;

И в вечно юной красоте

Холма на самой высоте

Младую со́сну посадили.

Повесили на ветви рог,

Шелом и меч, броню стальную,

Колчан и арфу золотую,

И дань красе — из роз венок.

И с той поры, когда блистали

Созвездия и озаряли

Небес безбрежный океан,

Три юных тени прилетали

На погребальный сей курган:

Доспехи ратные звучали,

Рог бранный звуки издавал,

Венок на ветви трепетал,

И струны арфы рокотали.

………………………………

………………………………

<1824>

73. СЛЕЗЫ

Я зрел, как из твоих пленительных очей

Посыпался как град кипящих слез ручей;

И сим слезам я был причиной сокровенной!

О дева милая! о друг мой несравненный!

Ты плакала!.. увы! как выразить, что я

Почувствовал тогда в груди моей пронзенной?

            О, каждая слеза твоя,

            Как капля нефти воспаленной,

По манью тайному какого-то жезла

Мне в сердце падала и сердце страшно жгла!