Поэты 1790–1810-х годов - [185]

И толкует, как в горнилах

Плавят золото с сурьмой.

И тогда же, в исступленьи

Бросив свой мундир в камин,

Он хохочет в восхищены!

И шагает как павлин.

Но, узрев меня, несчастный

Сделал два раза прыжок,

И запел он несогласно:

«Гибельный, жестокий рок!

Так иду на поле славы,

Но в карманах пустота;

О, гусары величавы!

Я их строев красота!»

РЕДАКЦИЯ 2 (1818–1822)

Вошли строфы, соответствующие строфам 1–14, 17–29, 31, 35, 38, 40 автографа ГПБ, и строфы 19–21, 26 первой редакции. Строфы 8, 9, 12 автографа ГПБ имеют следующие варианты. Строфа 8, ст. 1–4:

Заподжарив, так и съел бы

И родного я отца.

Что ми дасте? Я поддел бы

Вам небесного творца.

Строфа 9, ст. 6–8:

Как Содом в грехах весь свет,

А всему Невтон виною

И проклятый Архимед!

Далее в ряде списков следует четверостишие:

Локк запутал ум наш в сети,

Геллерт (Галлер) сердце обольстил,

Кантом бредят даже дети,

Дженнер (Дрекслер) нравы развратил!

Строфа 12, ст. 5–8:

Видишь, грамоте не знаю,

Не учился, не читал,

А россиян просвещаю

И с звездою генерал

После строфы 21 первой редакции следует текст:

Вот наш Греч: рукой нескромной

Целых полго́да без сна,

Из тетрадищи огромной

Моряка Головина

Он страницы выдирает

И — отъявленный нахал —

В уголку иглой вшивает

Их в недельный свой журнал.

РЕДАКЦИЯ 3 (1826–1830)

Вошли строфы, соответствующие строфам 1–29, 31–35, 38–40 автографа ГПБ, и строфы 19–21 первой редакции.

В ряде списков строфы 11–12 читаются в сокращенном виде, три строфы, посвященные Станевичу, часто заменяются одной — первой (см. строфу 29 автографа ГПБ).

Строфы, не вошедшие в автограф ГПБ и предыдущие редакции:

34

Вот на яицах наседкой

Сидя, клохчет сумасброд

И российские заедки —

Мак медовый он жует;

Вот чудак! Пред ним попарно

С обезьяной черный кот

И советник титулярный

С куклой важно речь ведет.

Или

Вот на яицах наседкой

Сидя, клохчет сумасброд

В самом желтом доме редкой!

Перед ним кружится кот,

Кукла страстно водит глазки,

Обезьяна скалит рот —

Он им сказывает сказки

И медовый мак жует.

35

Кто ж бы это был? — «Перовский!» —

Мне товарищ прошептал.

«Уж не тот ли, что геройски

Турок в Варне откатал

Иль что взятчиков по-свойски

Из удела выгнал вон?»

— «Нет, писака, франт московский,

В круг ученый лезет он».

36

Так тут чуда нет большого:

Спятить долго ли с уму

На конюшне у Ш<ишко>ва

И у Ливена в хлеву.

«Жаль, и верно от собратов

Одурел он! — я сказал. —

Укусил его Ш<ихма>тов

Иль Ш<ишков> поцеловал».

В ряде списков встречается другая строфа, посвященная Перовскому, хронологическое определение которой затруднительно:

Вот Перовский. Беспрестанно

Он коверкает лицо —

Кошкой, волком, обезьяной;

То свернется весь в кольцо,

То у сильных ноги лижет,

То бессильных гонит вон,

То гроши на нитку нижет,

То бренчит на счетах он!

40

Вот в порожней бочке винной

Целовальник Полевой

Беспорточный[341] и бесчинный[342].

Стало что с его башкой?

«Спесь с корыстью в ней столкнулись,

И от натиска сего

Вверх ногами повернулись

Ум и сердце у него.

41

Самохвал, завистник жалкий,

Надувало ремеслом,

Битый Рюриковой палкой

И санскритским батожьем;

Подл, как раб, надут, как барин,

Он, чтоб вкратце кончить речь,

Благороден, как Б<улгар>ин,

Бескорыстен так, как Г<реч>!»

42

Вот чужих статей писатель

И маляр чужих картин,

Книг безграмотных издатель,

Северный орел — Свиньин.

Он фальшивою монетой

Целый век перебивал

И, оплеванный всем светом,

На цепи приют сыскал.

РЕДАКЦИЯ 4 (1836–1838)

Вошли строфы, соответствующие строфам 1–29, 31–35, 38–40 автографа ГПБ; строфы. 19–21 первой редакции; строфы 34–36, 40–42 третьей редакции.

В ряде списков некоторые строфы третьей редакции выпущены. После строфы 16 автографа ГПБ следует текст;

17

Вот он — Пушкина убийца,

Легкомысленный француз,

Развращенный кровопийца, —

Огорчил святую Русь,

Схоронил наш клад заветный,

В землю скрыл талант певца,

Вырвал камень самоцветный

Он из царского венца

В списках с пометой: «Скопирован со собственноручного списка сочинителя в 1837 году; написанные им после того куплеты и те, которые он всегда хранил в тайне, также варьяции — добавлены из оставшихся по смерти его собственноручных же черновых бумаг» — после строф 33–34 автографа ГПБ, посвященных Булгарину, следует;

Что тут за щенок у входа,

Весь дрожит, поджавши хвост,

Как безжалостно природа

Окорнала его рост!

Как портными укорочен

Фрак единственный на нем!

Трус, как прячет от пощечин

Сухощавый лик он свой!

Луковка торчит в кармане,

Оттопырясь, как часы;

Стекла битые в кармане

И обгрызок колбасы.

Кто б из пишущих героев

Мог таким быть мозгляком?

Только бес — В<ладими>р С<троев>,

Гречев левый глаз с бельмом.

После строфы 36 автографа ГПБ, посвященной Грузинцеву, следует:

Вот Козлов! Его смешнее

Дурака я не видал:

Модный фрак, жабо на шее,

Будто только отплясал.

Но жестоко, я согласен.

Покарал его злой рок —

Как бедняга сей несчастен:

Слеп, без ног и без сапог.

А всё возится с князьями,

Низок, пышен, пуст, спесив,

Принужденными займами

Денег нищенски скопив,

Шлет для дочки в банк их… средство,

Недостойное певца —

Детям лучшее наследство —

Имя честное отца.

Или:

Вот Козлов! — глупец уверен,

Что с Жуковским равен он,

Низок, пуст, высокомерен

И в стихи свои влюблен.

Принужденными займами

У графинь, княгинь, друзей

Сыт и пышен; вот с стихами

Шлет он к Смирдину скорей.