Поэтическое искусство - [23]
Диоген
Я сделаю все, что в моих силах.
Плутон
Стань возле меня. — Эй, стража! Тех, кого я кончу допрашивать, сразу уводите в длинные и темные галереи, которые примыкают к этому залу, и пусть они там ждут моих приказаний. — Сядем. Как зовут того, кто идет впереди всех, небрежно опираясь на своего оруженосца?
Диоген
Это великий Кир.
Плутон
Как, тот великий царь, который присоединил к Персии Мидию и выиграл столько сражений? При его жизни сюда прибывало по тридцать — сорок тысяч душ ежедневно. Никто до него не отправлял к нам столько людей.
Диоген
Только, пожалуйста, не называйте его Киром.
Плутон
А почему?
Диоген
Он больше не носит этого имени. Теперь его зовут Артаменом.
Плутон
Артаменом? Где он выкопал такое имя? Мне кажется, я не встречал его ни в одной книге.
Диоген
Вижу, что вы не знаете истории Кира.
Плутон
Не знаю его истории? Я не хуже других помню Геродота.
Диоген
Не сомневаюсь. Однако можете ли вы объяснить, почему Кир завоевал столько земель, прошел по всей Азии, Мидии, Гиркании, Персии и опустошил большую часть подлунной?
Плутон
Странный вопрос! Потому, что он был честолюбив и хотел завоевать весь мир.
Диоген
Ничего подобного. Просто он хотел освободить из плена похищенную принцессу.
Плутон
Какую принцессу?
Диоген
Мандану.
Плутон
Мандану?
Диоген
А знаете, сколько раз ее похищали?
Плутон
Откуда мне знать такие вещи?
Диоген
Восемь раз.
Минос
Видно, красотка прошла через много рук!
Диоген
Вы правы. Но ее похитители были добродетельнейшими в мире негодяями. Они не посмели прикоснуться к ней.
Плутон
Сомневаюсь. Но хватит с нас болтовни этого безумца Диогена. Поговорим с самим Киром. — Кир, предстоят горячие битвы. Я призвал вас, чтобы предложить принять командование моими войсками. — Но он не отвечает! Что с ним такое? Он словно не соображает, где находится.
Кир
О, божественная принцесса!
Плутон
Что?
Кир
О, непреклонная Мандана!
Плутон
Не понимаю.
Кир
Напрасно ты тешишь мои надежды, о заботливый мой Феравл! Неужели ты так неразумен, что думаешь, будто Мандана, прославленная Мандана, бросит когда-нибудь взор на несчастного Артамена? Но все же будем ее любить. Любить жестокосердую? Служить бесчувственной? Обожать неумолимую? Да, Кир, надо любить жестокосердую! Да, Артамен, нужно служить бесчувственной! Да, сын Камбиза, нужно обожать неумолимую дочь Киаксара!
Плутон
Он сошел с ума. Кажется, Диоген был прав.
Диоген
Теперь вы видите, что вам неизвестна история Кира. Но подзовите его оруженосца Феравла: он жаждет вам ее рассказать, — благо, знает наизусть все, о чем думал его господин, и ведет запись всех мыслей, которые когда-либо мелькнули в уме Кира, а кроме того, таскает в кармане пачку его писем. Только приготовьтесь к тому, что вам придется изрядно поскучать: рассказ будет не из коротких.
Плутон
Есть у меня на это время!
Кир
Но, слишком восхитительная принцесса…
Плутон
Что за язык! Ну кто так разговаривает! — Скажите мне, слишком плаксивый Артамен, разве вам не хочется принять участие в сражении?
Кир
Прошу вас, благородный Плутон, потерпите, пока я дослушаю историю Аглатида и Аместрис, которую мне должны рассказать. Отдадим этот долг прославленным страдальцам. Тем временем верный Феравл, которого я оставлю с вами, подробно изложит историю моей жизни и объяснит, почему счастье для меня невозможно.
Плутон
Не нужно мне никаких объяснений! Гоните прочь этого плаксу!
Кир
Прошу вас…
Плутон
Если ты не уйдешь…
Кир
Поистине…
Плутон
Если ты не уберешься…
Кир
Я склонен считать…
Плутон
Если ты сию же минуту… Ну, наконец ушел. Все время хнычет!
Диоген
И еще долго будет хныкать; ведь он добрался только до истории Аглатида и Аместрис. У него впереди девять толщенных томов для этого приятного занятия.
Плутон
Пусть он заполняет своими глупостями хоть сто томов, — у меня сейчас дела поважнее, чем выслушивать его. Что это за женщина идет сюда?
Диоген
Вы не узнаете Томирис?
Плутон
Как! Свирепую царицу массагетов, которая приказала бросить голову Кира в сосуд, наполненный человеческой кровью? Можно поручиться, что уж эта не заплачет! Что она ищет?
Томирис
Диоген
Таблички для записей! У меня их во всяком случае нет. Я могу без них обойтись: люди так усердно стараются запомнить мои остроты, что мне не приходится записывать их на табличках.
Плутон
Как видно, все ее время уйдет на поиски. Она уже осмотрела все закоулки в этом зале. — Великая царица, какие драгоценные записи были на ваших табличках?
Томирис
Мадригал, сочиненный мною сегодня утром в честь очаровательного врага, которого я люблю.
Минос
До чего же она слащава!
Диоген
Очень жаль, что ее таблички пропали: мне было бы весьма интересно взглянуть на массагетский мадригал.
Плутон
Но кто этот очаровательный враг, которого она любит?
Диоген
Тот самый Кир, который только что вышел отсюда.
Плутон
Недурно! Она, значит, приказала умертвить предмет своей страсти?
Диоген
Умертвить? Это заблуждение продержалось всего лишь двадцать пять веков по вине скифского журналиста, который некстати подхватил ложный слух о смерти Кира. Вот уже не то четырнадцать, не то пятнадцать лет, как оно рассеялось.
Плутон
Неужто? А я верил ему по сей день! Однако прав скифский журналист или не прав, пусть Томирис отправляется в галереи искать там, если ей угодно, своего очаровательного врага и пусть не упорствует больше в желании найти таблички, потерянные, очевидно, по ее собственной небрежности и уж, конечно, не украденные нами. — Но кто это там распевает таким зычным голосом?
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Эмма Смит, профессор Оксфордского университета, представляет Шекспира как провокационного и по-прежнему современного драматурга и объясняет, что делает его произведения актуальными по сей день. Каждая глава в книге посвящена отдельной пьесе и рассматривает ее в особом ключе. Самая почитаемая фигура английской классики предстает в новом, удивительно вдохновляющем свете. На русском языке публикуется впервые.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.