Поэтические поиски и произведения последних лет - [3]

Шрифт
Интервал

        картавости.
Не раскрываю
        рта я,
и исхудал,
        картавя!
Писал стихи:
«О, Русь! О, Русь!»
Произносил:
— О, Гусь, о, Гусь! —
И приходил на зов —
        о, грусть! —
соседский гусь,
        картавый гусь…
От соклассников —
        свист:
— Медное пузо,
        гимназист,
                гимназист,
скажи:
        кукуруза!
Вместо «Карл, офицер» —
        ныло «Кагл, офицег».
Перерыл
        медицинские книги,
я ищу тебя, эР,
        я зову тебя, эР,
в обессиленной глотке
        возникни!
И актер из театрика
        «Гамаюн»
изливал над картавостью
        ругань,
заставлял повторять:
        — Теде-дюм, теде-дюм,
теде-дюм, деде-дюм —
         ррюмка!
Рамка
         Коррунд!
                      Карборунд!
                                        Боррона!
Как горошинка,
        буква забилась,
виноградного косточкой
        силилась вылезть,
и горела на нёбе она.
Хорохорилась буква
        жемчужиной черной,
по гортани
        рассыпанный перл…
Я ходил, прополаскивал
        горло, как борной,
изумительной буквою
        эР.
И, гортань растворивши
        расщелиной трубной,
я провыл над столицей
        трикрат:
— На горе
        Арарат
             растет
                красный
                         и крупный
виноград,
       ВИНОГРАД,
                  ВИНОГРАД!

ДВА ВОСТОКА

Для песен смуглой у шатра
я с фонарем не обернулся.
Фатима, жди — спадет чадра
у черной радуги бурнуса.
В чье сердце рай, Селим, вселим?
Где солнце — сон? И степи сини?
Где сонмом ангелов висим
на перезрелом апельсине?
Где сок точили?
        На углу…
Как подойти к луне?
        С поклоном…
Горам — Корен
        Как Иль-ля-У,
мой берег желт,
        он — за Ливаном.
Багдад!
            Корабль!!
                           Шелка!!!
                                       Любовь!!!
О, бедуин, беда и пена!
И морда взмылена его,
и пеньем вскинуты колена.
О, над зурной виси, Гафиз,
концы зазубрин струн развеяв,
речей
            ручей,
                       в зурну
                                   катись
и лезвий
               речь
                         точи
                                  быстрее…
Но как
              взлетит
                          на минарет
фонарь
            как брошенный
                                      окурок…
С огнем восстанья и ракет
подкрался рослый младотурок.
Но в тьму ночную — не спеша…
Такая мгла!
                     За полумесяц
отряд ведет Кемаль-паша,
штыками вострыми развесясь.
И что же, ты оторопел?
Нет!
          Видно, струн не перебросить,
покуда
            в горле
                      Дарданелл
торчит
           английский
                               броненосец.

«Были ива да Иван…»

Были ива да Иван,
         древа, люди.
Были выше — дерева,
         люди — люты.
Упирались в бел туман
         поднебесный
деревянные дома,
         церкви, кнесы…
За кремлевскою стеной
         Грозный топал,
головою костяной
         бился об пол.
Звал, шатая бородой: —
          Эй, Малюта!
Помолися за убой,
         смерть-малюток.
Под кремлевскою стеной
         скрипы, сани,
деготь крут берестяной
         варят сами.
Плачет в избяном чаду
         молодуха,
будто в свадебном меду —
         мало духа.
И под ребрами саней
         плачет полоз,
что опричнины пьяней
         хриплый голос.
Бирюками полон бор,
         площадь — людом.
По потылице топор
         хлещет люто.
Баба на ухо туга,
         крутобока.
И храпят, храпят снега,
         спят глубоко.
Были ива да Иван,
         были — вышли.
Стали ниже дерева,
         избы — выше!
А на пахотах земли
         стало вдвое.
То столетья полегли
         перегноем.

ЯРМАРОЧНАЯ

1
С песнею гуляю
         от Москвы до Баку́,
сумочку ременную
         ношу на боку.
Старую ли песню
         по-новому петь?
Новую ли песню
         струне одолеть?
«Ехал на ярмарку
         ухарь купец,
ухарь купец,
         молодой удалец…»
Ехали купцы
         да из Астрахани,
водкой с икоркой
         позавтракали…
Чайники фаянсовые,
         рокоты кобзы.
Рубахи распоясывая,
         сели купцы.
Грай-играй, машина!
         Савва, гогочи!
Мы-ста купецкие,
         мы-ста богачи!..
— Руб с полтиной, никак не меньше,
Панфил Парамоныч, да как же можно?..
Ярмарка, ярмарка,
         шаляпинский бас,
ярмарка-боярынька,
         полный лабаз!
Фатит смекалки
         да хитрости —
обмерить, обвесить
         да вытрясти.
Гармозы яровчатые
         душу веселят,
мужики сноровчатые
         пишут векселя.
Водка Ерофеича
         споласкивает рот,
купец не робеючи
         векселя берет…
Город неприветливый,
         жесткий хлеб,
Александра Третьего
         черный герб.
Сброшен он, грудастый, —
         не разыскивай
того государства
         Российского!..
Новые легли
         перед ним рубежи,
новая песня,
         звени, не дребезжи.
2
В халатах, тюбетейках
         приехал Восток,
дело — не потеха,
         здравствуй, Мосторг!
Мертвые Морозовы
         сюда не придут,
а Продасиликат
         и Хлебопродукт.
Не ради наживы
         да ко́рысти,
а ради —
                  стране
чтоб легко расти!
Сеялки, веялки,
         плуги, лемеха,
у баяна тульского
          тугие меха.
Тракторная музыка,
         ах, как хороша,
у завода русского
         чудо-душа!
Песня моя,
         как расписка твоя,

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Гражданская лирика и поэмы

В третий том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли его гражданские лирические стихи и поэмы, написанные в 1923–1970 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Лирические произведения

В первый том собрания сочинений старейшего советского поэта С. И. Кирсанова вошли его лирические произведения — стихотворения и поэмы, — написанные в 1923–1972 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые расположены в хронологическом порядке.Для настоящего издания автор заново просмотрел тексты своих произведений.Тому предпослана вступительная статья о поэзии Семена Кирсанова, написанная литературоведом И. Гринбергом.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Фантастические поэмы и сказки

Во второй том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли фантастические поэмы и сказки, написанные в 1927–1964 годах.Том составляют такие известные произведения этого жанра, как «Моя именинная», «Золушка», «Поэма о Роботе», «Небо над Родиной», «Сказание про царя Макса-Емельяна…» и другие.