Поэт, океан и рыба - [3]

Шрифт
Интервал

за музыку эту и бабье лето мы расплатились —
серебром почерневшим и дорогими вещами
«Пятый» троллейбус — дуга слетела — пропала тяга —
женщина за рулем — остановка в потемках — ватага
встреча с которой тебе хорошего не предвещает
я забываю про спетость общажного братства
мешанину разлук — доводящую до разврата —
легкого флирта — как вермута вкус и джина —
наши курящие споры — никто ни пред кем не виновен —
музыка эта по городу разносится будто новость
и я по бокалам ее разливаю неудержимо
я забываю свои стихи и даже их адресатов
поезд в Казатин — нолёвка — строй в казенных бушлатах
и на стене караулки надпись из букв огромных
«дембель неизбежен» — и про Афган песчаный
значит ничто не вечно кроме прощаний
и кто-то в письме с гражданки нет-нет о тебе да и вспомнит
я забываю как музыка города на Фабричной[4] являлась
сводом законов по-своему музыкального криминала
и пацаны привыкшие жить сообразно с ними
останавливали в темных углах фраеров и фраерш
и — на косяк и ширку — мигом их обобравши
фиксами посверкивали и ножичками выкидными
я среди площади стоя хочу обнять этот город
хочу тебе эту музыку передать из рук своих гордо
хочу кентов повстречать в «Музе»[5] — тамошний лабух
сунет тебе в карман свой сборник новых творений
и кофе закажет серой попахивающий горелой
в последние годы он пишет как курица лапой
я на площади стоя — поджидаю «Западный ветер»[6]
обещавший сюда вернуться — как памятник в бронзу одетый —
все четверо встанут в ряд не по алфавиту и не по росту
а ушлая молодежь поменяет «Козу»[7] на «Корову»
я хочу чтоб мы стали их джазом и рок-н-роллом
вместе с Бруклинским мостом

Перевод Максима Амелина

* * *

течет времен воздушная река
лук с лирой — их как женщину рука
ласкает — запирал на три замка
дороги на ночь — шороха одежд
золы — сплетя узлы — усни промеж
или следи из-под прикрытых вежд:
за теми приносящими дары:
сухие стебли — горние миры —
рыбешки плавничок песок икры
припомнишь детства золотой оплот:
незримое тепло паук плетет —
и пчелку липкую которой подметет
пути злой ветр — и время невзначай
как божий странник спички — подбирай
и перстни звякают и остывает чай
вся болтовня про прошлогодний снег
про ключарей ворота и побег
трубу и бычий рог и кто стратег
сей замыкает анабазис зим
промедливая запахом: бензин
всласть прожигает воздух — шерсть козы
снега напоминают — сходни драм
разбито войско — корчится от ран
король — их бог — актер что отыграл
растенья сада у залетных флор
расспросят про дороги и простор
про струи воздуха чей молчаливый хор
занес и их язык в словарь хазар
что пахнет морем и песком — и
запахи мгновенные как сад
и не уменьшишь этот скудный скарб
творенья мира из картонных карт
прозрачного как темя родника
а сосчитав все спицы в колесе
времен — не раз — по сорок и по семь
свершилось все — и беспредельна сеть

Перевод Аркадия Штыпеля

На поэтическом фестивале

10 поэтов
заявленные в программе
читают стихи
для 10-х слушателей может для 100
звучит симфония языков:
украинского с эротичными вскриками скрипки
порхают льняные звуки арабского
бухают в груди маршевые ритмы немецких барабанов
стекает слюной джазовый тромбон английского
гобой перемалывает в своем животе испанский выговор
галантный саксофон французского пробуждает сексуальные грезы
дозревающих девок
дирижера нет
и оркестр немного сбивается с ритма
переводы — отвратные
ибо сделаны в спешке
организаторам
как всегда не хватает времени
еще 10 поэтов которые будут читать завтра
слушают тех 10-х что читают сегодня
и от усталости зевают
думают о пиве о местных девках
о курсе валюты
о нескольких поэтессах приехавших на фестиваль
и с сожалением отмечают что возраст женской поэзии
неуклонно приближается к пенсионному
а о чем может писать женщина после климакса?
увы молодых ахматовых — сильвий плат — ан бландиан>[8]
на фестивали еще не приглашают
очевидно ждут пока состарятся
что ж в этом есть своя логика
в стране где проводится нынешний
экономический кризис
поэтому по гостинице шныряют тараканы
а в ресторанах престарелые официантки
особых симпатий не вызывают
поэты дарят поэтам свои книги
зная что никто их никогда не прочтет
ибо нельзя знать все языки мира
оттого подобное действо напоминает
разговор глухих и слепых
после разрушения Вавилонской башни
о, наконец-то читает последний из сегодняшней программы
скоро ужин
и можно будет поговорить о поэзии
на которую не вылавливается рыбка местных слушателей
ибо все они решают финансовые проблемы
по мобильным телефонам
зал всякий раз пустеет:
кто выходит на перекур
кто попить пива
а кто подремать в гостинице
черная дыра поэзии
сжимается от количества стихов
чтобы поглотить
— и это смешнее всего —
саму поэзию
которая с недавних пор обслуживает самих поэтов
словно престарелые официантки в ресторане
давно не интересующие мужчин
формула поэзии
записывается так 10 + 10 = 0
хотя как утверждают математики ноль является едва ли не наиважнейшим
числом
в математических расчетах
и его черная дыра содержит такую энергию
которая способна поглотить самое себя
как мифический змей
пожирающий собственный хвост
и формой тела своего создающий магический круг
из которого выхода нет

Перевод Максима Амелина

Семейная идиллия

Коль вдобавок решит и Господь поддержать

Еще от автора Василий Иванович Махно
Куры не летают

Василь Махно (род. в 1964 г. в Чорткове на Тернопольщине) – поэт, прозаик, эссеист и переводчик. Его произведения переведены на многие языки. Лауреат нескольких литературных наград, в том числе Фонда Коваливых (2009), Международной поэтической премии «Повеље Мораве» (Сербия, 2013), «Книга года ВВС» (2015). С 2000 г. живет в Нью-Йорке и путешествует по всему миру, посещая литературные фестивали. Впечатления от разных стран, встреч с интересными людьми, воспоминания о жизни в Украине в советское и постсоветское время легли в основу новой книги прозы Василя Махно «Куры не летают», написанной на стыке эссеистики и беллетристики.


Rynek Glówny, 29. Краков

Эссеистская — лирическая, но с элементами, впрочем, достаточно органичными для стилистики автора, физиологического очерка, и с постоянным присутствием в тексте повествователя — проза, в которой сегодняшняя Польша увидена, услышана глазами, слухом (чутким, но и вполне бестрепетным) современного украинского поэта, а также — его ночными одинокими прогулками по Кракову, беседами с легендарными для поколения автора персонажами той еще (Вайдовской, в частности) — «Город начинается вокзалом, такси, комнатой, в которую сносишь свои чемоданы, заносишь с улицы зимний воздух, снег на козырьке фуражке, усталость от путешествия, запах железной дороги, вагонов, сигаретного дыма и обрывки польской фразы „poproszę bilecik“.