Поэт, или Охота на призрака - [99]

– Как это случилось?

– Мы жили в Балтиморе, и отец работал полицейским. Потом он застрелился.

– О господи! Прости, Рейчел, я не должен был…

– Да нет, ничего… Я сама хотела, чтобы ты знал правду. Мне кажется, что это непосредственно связано с тем, кем я стала и чем занимаюсь теперь. На меня эта трагедия очень сильно повлияла, так что я, в общем-то, понимаю твои чувства. Мы с тобой товарищи по несчастью, и, кстати, как раз собиралась тебе сказать: если вчера я вела себя слишком… жестко, то извини.

– Пусть это тебя не беспокоит, я все понимаю.

– Спасибо.

Мы оба замолчали, но я чувствовал, что наш разговор еще не закончен.

– А исследование самоубийств в фонде – это не…

– Да, я затеяла его именно по известной тебе причине.

И снова наступила тишина, но она не разделяла нас, а странным образом сближала. Во всяком случае, я не испытывал ни малейшей неловкости. И Рейчел, по-моему, тоже. В конце концов она встала и, ненадолго скрывшись за перегородкой в хвостовом отсеке, принесла бутылку минералки, разлила ее по стаканчикам и угостила всех. Когда Бэкус перестал острить по поводу того, не переквалифицироваться ли ей в стюардессы, Рейчел снова вернулась ко мне и опустилась на прежнее место. Возобновляя наш разговор, я попытался отвлечь ее от воспоминаний об отце.

– Ты не жалеешь, что не стала практикующим психоаналитиком? – спросил я для начала.

– Ни капельки. То, чем я занимаюсь сейчас, оказалось намного интереснее. И я уже приобрела огромный опыт, видела столько социопатов, что обычным врачам даже и не снилось.

– Надо же, а ведь ты, наверное, общаешься в основном с коллегами из ФБР, – рискнул сострить я.

Рейчел в ответ весело рассмеялась:

– Ох, Джек, среди них и впрямь иной раз такие кадры попадаются!..

Возможно, меня сбивало с толку то обстоятельство, что Рейчел была женщиной, однако мне казалось, что она существенно отличается от всех фэбээровцев, которых я знал и с которыми имел сомнительное счастье общаться за годы своей репортерской деятельности. Ее суждения не отличались бескомпромиссностью и отсутствием полутонов, она больше слушала, чем говорила сама, была более склонна к размышлениям и аналитике, нежели к немедленным решительным действиям. Мне уже начинало казаться, что я могу, не опасаясь последствий, выложить ей все, о чем бы ни думал.

– Возьмем, к примеру, Торсона, – продолжил я развивать тему. – У меня сложилось впечатление, что крыша у этого парня слегка съехала.

– Пожалуй, – неуверенно отозвалась Рейчел. На ее губах проступила неловкая улыбка.

– Отчего он так себя ведет?

– Он злится.

– На что?

– На многое. Горди повсюду таскает за собой огромный груз неудач и разочарований. В его багаже много всего, в том числе и я. Это он был моим мужем.

Положа руку на сердце, я не особенно удивился. Напряженность в их отношениях я подметил и раньше, а теперь все стало на свои места. Да и мое собственное впечатление от знакомства с Торсоном было не из лучших. Неудивительно, что Рейчел, побывав замужем за этим типом, слегка разочаровалась в сильной половине человечества: он словно бы сошел с плаката ассоциации феминисток с надписью «Все мужики – сволочи».

– Извини, что упомянул о нем, – сказал я. – Мне следовало быть повнимательнее.

Рейчел очаровательно улыбнулась:

– Ничего страшного. Гордон производит неприятное впечатление на многих людей.

– Должно быть, тебе нелегко работать вместе с ним после развода. Как получилось, что вы оба оказались в одном и том же подразделении?

– Строго говоря, мы в разных службах: я – в отделе психологического моделирования, а он – в отделе по расследованию чрезвычайных происшествий. Нам приходится работать вместе только тогда, когда возникает ситуация, подобная нынешней. Впрочем, до того, как пожениться, мы даже были напарниками, да и потом провели много времени в совместных командировках по стране. Ну а в конце концов… разбежались.

Она отпила воды, и я решил пока не задавать новых вопросов, тем более что ничего путного мне в голову не приходило. Я молчал, но, к счастью, Рейчел уже не было необходимости подталкивать.

– После официального развода Гордон просто перешел в соседний отдел, но перевестись в другое место, куда-нибудь подальше от меня, не захотел. С тех пор мы время от времени сталкиваемся с ним то в кафетерии, то во время таких вот операций.

– Почему бы тебе самой не сменить место службы? – осведомился я.

– Потому что, как я уже сказала, это назначение стало для меня наградой за все труды. С какой стати мне вдруг отправляться куда-то на периферию? Торсон тоже не желает переводиться. Наверное, по той же самой причине, хотя, возможно, ему просто очень хочется мне досадить. Боб как-то раз беседовал с нами обоими на эту тему и намекнул, что кому-то одному следует уступить и уехать, но тем все и закончилось. Гордона не трогают, потому что он ветеран, работает в Куантико со дня основания центра. Со мной Боб тоже не связывается, поскольку знает, что в случае чего я мигом покажу им, где раки зимуют.

– Каким, интересно, образом?

– Ну, поскольку я одна из трех женщин, которые здесь работают, то могу заявить, что имеет место дискриминация по половому признаку. И даже обратиться с этим в газету. Наш центр – это гордость всего Федерального бюро; когда мы приходим на помощь полиции, нас считают героями, чуть ли не богами, и пресса носится с каждым таким случаем как с писаной торбой. ФБР не захочет испортить нашу – и свою – репутацию, и потому мы с Гордоном продолжаем показывать друг другу кукиш через стол.