Поэмы-сказки - [9]

Шрифт
Интервал

Есть невеста — жениху!»


Ту песенку прослушала —

Как яблочка откушала.

Звон струнный вобрала —

Как брагой запила.


А тут — бореньем водяным —

Пловцы на свет столбом двойным:


Гривастые, как львы,

Две красных головы.


«Шептались с тварью-с-рыбами»,

Враз на корáбель прыгают,

«Для горя твоего —

Не слышно ничего.


Нет твоего Царевича!»

— «Знать, тонок слух мой девичий», —

Она с усмешкой им,

Двум морячкам своим.


«Такой уж слух мой воровской,

Что даже шум травы морской

О рыбий хвост чешуйный,

Не то что друга — чую!


Ввысь, паруса! Пучина, в пляс!

Не Царь я вам, коль в тот же час

Челнами не сшибиться!

Не Царь и не Девица!»

* * *

Ох ты воля! — дорогая! — корабельная!

Окиянская дорога колыбельная!

* * *

Плывет Царь-мой-Лебедь

В перстнях, в ожерельях

Кафтан — нет белее,

Кушак — нет алее…


Сережка — подковой

Висит из yшкa..

(Живого такого

Напеть бы дружка!)


Ох, взор его синий!

Роток его алый!

«Глянь, чтой-то пучина

Пошаливать стала!»


— В сочельник крещенский,

Что ль, парень, рожден?

У баб деревенских,

Что ль, врать обучён?


«Да нет, старина!

Ровно мóрок какой-то.

Гляди, — не волна уж:

Гривастая тройка!»


— Ври, дурь-ты-деревня,

Лещу да ершу!

Дай, лучше-ка гребнем

Копну расчешу!


«Врешь, совья ты старость,

Подземная шахта!

Что там за Царь-Парус

Встает на водах-то?»


— Не видишь глазами, —

Гадай на бобах!

Я, что ли, хозяин

На грозных водах? —

* * *

Глаза-то всё шире,

А змейка-то колет…


— Спи, свет, спи, соколик! —

Уж руки как гири,


Уж ноги как гири,

Лоб налит свинцом…

Не пить ей в трактире

Чайку с молодцом!


Но спорит, но всю свою мощь собирает,

Не пальцами веки себе разрывает…

Качнется — очнется: «Ой сплю, невтерпеж!»

Какой уж, какой тут любовный крутёж!


Красный загар,

Меченый лоб.

«Дядька, пожар!»

Закрылся глазок.


Ручку разжал,

Звякнул серьгой.

— Дядька, пожар! —

Закрылся другой.


Так и спит с последним криком,

С ротиком полуоткрытым.

* * *

Весь кафтан-ему-шнуровку

Расстегнула на груди.

Держит сонную головку

На полвздоха от груди.


Дышит? — Нет?

Дышит? — Да?


Наклонила лик сусальный

Над своей грудною сталью:

Есть ли, нет ли след вздыхальный?


Да, надышан круг!

Да!


Радость — молнией

В глазах, — зóлотом!

Радость — молнией!

Горе — молотом!


«А если уж жив он, —

Чего ж он лежит-то?

А если уж дышит, —

Чего ж он не слышит?»


Бог пó морю ветром пишет!


Брови сильные стянув,

Взор свой — как орлица клюв —

В спящего вонзает.


Весь из памяти — букварь!

Растерялась Дева-Царь,

Что сказать — не знает.


В грудь, прямую как доска,

Втиснула два кулачка:

Усмиряет смуту.


— Ох, лентяй ты наш, лентяй!

И от пушечного, чай,

Не вздрогнет — салюту! —


Как бы листвой

Затрёсся дуб.


Как пес цепной

Смех — с дерзких губ.


«Агу, агу, младенец!»

Хохочет, подбоченясь.


Всё — как метлою замела!

Всё — как водою залила!


Гляди: сейчас — грудь лопнет!

Все корабли потопнут!


     — и —


Молча, молча,

Как сквозь толщу

Каменной коры древесной,


Из очей ее разверстых —

Слезы крупные, янтарные,

Непарные.


Не бывало, чтоб смолою

Плакал дуб!

Так, слезища за слезою,

Золотые три дороги

От истока глаз широких

К устью губ.


Не дрожат ресницы длинные,

Личико недвижное.

Словно кто на лоб ей выжал

Персик апельсинный.


Апельсинный, абрикосный,

Лейся, сок души роскошный,

Лейся вдоль щек —


Сок преценный, янтарёвый,

Дар души ее суровой,

Лейся в песок!


На кафтан его причастный,

Лик безгласный — кровью красной

Капай, смола!


Кровью на немую льдину…

— Растопись слезой, гордыня,

Камень-скала!

* * *

А уж под сталью-латами

Спор беспардонный начат:

— Чтó: над конем не плакала,

А над мальчишкой — плачешь?


Вихрь-жар-град-гром была, —

За всё наказана!

Войска в полон брала, —

Былинкой связана!


Войска в полон брала,

Суда вверх дном клала,

А сама в топь брела —

Да невылазную!


Кулаком славным, смуглым

Лик утирает круглый —

Наводит красоту.


Лик опрокинула вверх дном,

Чтоб солнце ей своим огнем

Всю выжгло — срамоту.


«Его Высочеству приказ:

Что в третий и в последний раз

Зарей в морскую гладь


На гусельный прибудем зов.

Прощай, Гусляр! До трех разов

У нас закон — прощать».


Всей крепостью неженских уст

Уста прижгла. (От шейных бус

На латах — след двойной.)


От сласти отвалилась в срок,

И — сапожок через борток —

В дом свой морской — домой.

* * *

Еще сталь-змея вороток дерёт,

А целованный уже вздрогнул рот:

Не то вздох, не то так, зевóта,

А всё, может, зовет кого-то…


Допрежь синих глаз приоткрыл уста:

— Эх, и чтоб тебе подождать, краса!

И не слышал бы ветер жалоб:

Целовала б и целовала б!


Оттого что бабам в любовный час

Рот горячий-алый — дороже глаз,

Все мы к райским плодам ревнивы,

А гордячки-то — особливо!

* * *

Потягивается, подрагивает,

Перстами уста потрагивает…

Напрасно! И не оглянется!

Твое за сто верст — свиданьице!


А дядька-то шепчет, козлом пляша:

«Должно быть, на всех парусах пошла!

Не всё целовать в роточек…

Давай-ка свой вороточек!»

* * *

Синей василёчков,

Синей конопли

На заспанных щечках

Глаза расцвели.


«Эй, старый, послушь-ка:

Вот сон-то приспел!

Как будто кукушку

Я взял на прицел!


Пусть зря не тоскует!

Зажмурил глазок…

И слышу — кукует:

До трех до разов».


— То не пташечка-кукушка

Куковала,

То твоя подружка

Тосковала.


Еще от автора Марина Ивановна Цветаева
Сказка матери

`Вся моя проза – автобиографическая`, – писала Цветаева. И еще: `Поэт в прозе – царь, наконец снявший пурпур, соблаговоливший (или вынужденный) предстать среди нас – человеком`. Написанное М.Цветаевой в прозе отмечено печатью лирического переживания большого поэта.


Сказки матери

Знаменитый детский психолог Ю. Б. Гиппенрейтер на своих семинарах часто рекомендует книги по психологии воспитания. Общее у этих книг то, что их авторы – яркие и талантливые люди, наши современники и признанные классики ХХ века. Серия «Библиотека Ю. Гиппенрейтер» – и есть те книги из бесценного списка Юлии Борисовны, важные и актуальные для каждого родителя.Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – русский поэт, прозаик, переводчик, одна из самых самобытных поэтов Серебряного века.С необыкновенной художественной силой Марина Цветаева описывает свои детские годы.


Дневниковая проза

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Повесть о Сонечке

Повесть посвящена памяти актрисы и чтицы Софьи Евгеньевны Голлидэй (1894—1934), с которой Цветаева была дружна с конца 1918 по весну 1919 года. Тогда же она посвятила ей цикл стихотворений, написала для неё роли в пьесах «Фортуна», «Приключение», «каменный Ангел», «Феникс». .


Мой Пушкин

«… В красной комнате был тайный шкаф.Но до тайного шкафа было другое, была картина в спальне матери – «Дуэль».Снег, черные прутья деревец, двое черных людей проводят третьего, под мышки, к саням – а еще один, другой, спиной отходит. Уводимый – Пушкин, отходящий – Дантес. Дантес вызвал Пушкина на дуэль, то есть заманил его на снег и там, между черных безлистных деревец, убил.Первое, что я узнала о Пушкине, это – что его убили. Потом я узнала, что Пушкин – поэт, а Дантес – француз. Дантес возненавидел Пушкина, потому что сам не мог писать стихи, и вызвал его на дуэль, то есть заманил на снег и там убил его из пистолета ...».


Проза

«Вся моя проза – автобиографическая», – писала Цветаева. И еще: «Поэт в прозе – царь, наконец снявший пурпур, соблаговоливший (или вынужденный) предстать среди нас – человеком». Написанное М.Цветаевой в прозе – от собственной хроники роковых дней России до прозрачного эссе «Мой Пушкин» – отмечено печатью лирического переживания большого поэта.