Поэмы - [5]
Шрифт
Интервал
Червей же не выведут в теле.
Пускай насладится вполне
Царевич подругой красивой!
Шере
А что же останется мне,
Один только остов червивый?
Колдун
Зачем чепуху городить?
Русалочьей мазью мгновенно
Ты сможешь ее исцелить,
Избавив от гнусного тлена.
Как только царевич-глупец
Жену позабудет в напасти,
И будет она, наконец,
Твоей предназначена власти,
Помажь ее мазью моей,
Заставь на рассвете умыться,
И к вашей красотке, ей-ей,
Былая краса возвратится.
Схватив драгоценный состав,
Мой Шере, исполнен тревоги,
Коня своего исхлестав,
Как вихрь, полетел по дороге.
И били подковы скалу,
И ветер наигрывал в трубы,
И бесы, уставясь во мглу,
Свистели и скалили зубы.
Сжимая дрожащей рукой
Свое драгоценное зелье,
По горной тропе верховой
Въезжает в ночное ущелье.
Но совесть, однако, не спит,
Стремясь уличить негодяя.
И плачет бедняга навзрыд,
Коня над рекой погоняя.
А в пропасти стелется дым,
Колеблется пламя во мраке,
И дэвы сидят перед ним,
Костры разложив в буераке.
Ликует, ревет чертовня
В разгаре бесовской пирушки.
Как камни, при свете огня
Чернеют большие макушки.
Здесь глотки пещерных владык
Подобны корчагам для пива.
Огромный, как шоти, [2] язык
Ворочает снедь торопливо.
Прислужники, рой бесенят,
Проносятся с криком совиным
И полным ковшом норовят
Вина поднести исполинам.
Дымится в кувшинах вино
Награда за смерть и увечья,
Струится во мраке оно
Невинная кровь человечья.
И жрут ее духи земли,
Подобно косматым обжорам,
И, Шере завиден вдали,
Приветствуют визиря хором.
Дэвы
Эй, Шере, несчастный-мозгляк,
Куда тебя черти погнали?
За нашей пирушкою всяк
Свои забывает печали.
Давай заворачивай к нам,
Коль дьяволу продал душонку!
Наделал ты дела, а сам
Торопишься, видно, в сторонку.
Шере
Вы правы, за вами душа,
Уделом ей адские муки.
Зачем же напрасно спеша,
За трупом вы тянете руки?
Мне б только пожить на земле
Пять лет или сколько хотите,
А там кипятите в смоле
И в пламени адском варите.
Дэвы
Добро! Торопись, молодец!
Пять лет небольшая помеха.
Но помни: настанет конец
Помрем над тобой мы от смеха!
И Шере пришпорил коня
И прянул во тьму, исчезая,
И долго за ним чертовня
Визжала вослед, как шальная.
XI
В чужом бесприютном краю
Беды натерпевшись немалой,
Вернуться в отчизну свою
Торопится путник усталый.
И вот он родной небосклон!
Но что это? Строем старинным,
Вздымая полотна знамен,
Отряды идут по долинам.
Рога боевые трубят,
Колышутся длинные стяги,
И кони, волнуясь, храпят,
И воины полны отваги.
На каждом мерцает, светясь,
Доспех, облегающий тело,
И черная кровь запеклась,
И грязь на телах затвердела.
У каждого щит на плече,
У каждого палица битвы,
На каждом тяжелом мече
Иссечено слово молитвы.
В стальной рукавице рука
Колеблет копьем многогранным.
Броня на груди нелегка
С нашитым на ней талисманом.
Гурген на коне вороном
Ведет боевую дружину,
И грохот, и вопли кругом
Весь день сотрясают долину.
За ним в отдаленье ведут
Великое множество пленных,
Спешит за верблюдом верблюд
Под грузом сокровищ бес ценных.
А рядом, стальные мечи
Украсив людскими зубами,
Бегут, хохоча, палачи
И блещут на пленных глазами.
Столкнулись Гурген и Леван!
Бой грянул, и не друг Гургена,
Страдая от множества ран,
Едва был избавлен от плена.
И Шере, раздвинув кусты,
В испуге глядит на знакомых.
В сознании их правоты
Страшит его собственный промах.
И чоха намокла от слез,
И гложет тоска святотатца.
Хотел он пробраться в обоз
И с войском Гургена смешаться, —
Да поздно Душа залилась
Прощальным отчаянным свистом
И с правдой последняя связь
Нарушилась в сердце нечистом.
Как бешеный, Шере взглянул
На эти знакомые лица,
И войск торжествующий гул
Ударил в лицо нечестивца.
Отпрянул несчастный назад,
И втайне себя проклиная,
Помчался в кустах наугад,
Коня второпях погоняя.
XII
Подействовал страшный состав!
Весь край поутру взволновался.
В любовную чашу упав,
Таинственный яд примешался.
Этери поблекла лицом,
Червями изъедено тело,
Нет силы ни ночью ни днем,
Где снимут, там вдвое насело.
В испуге царевич глядит,
Склоняясь у милого ложа,
Извелся, рыдая навзрыд,
Остались лишь кости да кожа.
Как только увидит жену,
В беспамятстве валится, бедный,
И только Этери одну
Зовет он в печали предсмертной.
О горе! За крепкой стеной
Скрывает он в башне Этери
И слуги его день-деньской
Стоят сторожами у двери.
Царевич, Этери звала,
Что толку во мне, зачумленной?
Уж лучше б я ни щей была,
Чем жить мне царевной плененной!
Царевич мой, милый супруг,
Мое дорогое светило,
Прости меня, бедный мой друг,
Всю жизнь я тебе отравила!
Во всем я виновна сама,
Проклятая с детства судьбою!
Зачем я лишилась ума,
Когда повстречалась с тобою?
Не зря я твердила тебе,
Увидев тебя на опушке,
Что бросил ты вызов судьбе,
Приблизившись к бедной пастушке!
Напрасно мы, милый, сошлись!
Убить меня, глупую, мало
За то, что я нищую жизнь
На роскошь твою променяла.
Ты слишком для ни щей хорош,
Супруг мой, царевич прекрасный!
И рано иль поздно, но все ж
Я знала, что буду несчастной.
XIII
Пошла во дворце кутерьма
Уходит царевич в могилу!
Лишаясь от горя ума.
Пришла к нему мать через силу.
Звала, обнимала его.
Кружилась над ложем, как птица,
Но сына спасти своего.
Увы, не сумела царица.
Ах, матушка, сын говорил,
Ты знаешь причину недуга.
Он силы мои подкосил,
Когда заболела супруга.
Уж близок последний мой день,