Поэмы - [7]
Шрифт
Интервал
Молитвы к чему и стенанья?
Затем, что ему невтерпеж
На наше смотреть мирозданье.
Затем, что безумной рукой
Сегодня он выколет очи,
Затем, что смертельный покой
Он видит в безмолвии ночи.
1880. Перевод Н. Заболоцкого
Бахтриони
I
День оделся покрывалом.
Горы меркнут. Спят герои,
Что в могилу с поля брани
В боевом поту сошли.
Словно струи Алазани,
Над померкшею землею
Облаков бегущих слезы
Безутешно потекли.
И, омытые грозою,
Блещут горные высоты,
А в сухом вчера ущелье
Слышится потока гром.
Облака к лугам восходят
От росистого осота,
Горы полны белопенным
Водопадов молоком.
Мой привет примите, горы!
Пусть шумит и зеленеет
Остролист и можжевельник
Над могилою моей…
Только с вами это сердце
Оживает и смелеет.
Был я вскормлен вашей грудью
И пускай умру на ней!
II
Ясенями и дубами
Обросла гора крутая.
Камни черные развалин
Громоздятся ввысь над ней.
С белою овцой старуха
У ворот стоит, рыдая
Возле жертвенника, грубо
Сложенного из камней.
Это пшавская святыня,
И сегодня праздник пшавов.
Почему же нет народа
На горе? И почему
Женщина сама свежует
Жертву на камнях кровавых
И одна свеча угрюмо
Озаряет полутьму?
Здесь когда-то правил пиром
Хевисбер седоволосый,
Весь народ на пир сходился.
Почему ж сюда пришла
В этот день одна старуха?
Лужей перед нею слезы.
Стонет старая, как будто
В сердце ей змея вползла.
III
Человек вошел в ворота
Был оборван он и грязен.
Страшно у него ввалились
Воспаленные глаза…
Он ружье сжимал рукою,
К поясу был меч привязан…
Долго он глядел. И тихо
По щеке текла слеза.
Видимо, старухи горе
Разделял пришлец усталый.
Рукавом он вытер слезы,
Стал лицом еще бледней.
Как безумная старуха
Ничего не замечала,
Била в грудь себя и громко
Спрашивала у камней:
Стены древние! Скажите,
Отчего мы вечно стонем?
Или мы должны слезами
Землю пропитать насквозь?
Коль земля исторгнет слезы,
Мы в своих слезах потонем!
Почему нам умываться
Кровью нашею пришлось?
И у матерей не дети
Молоко сосут, а змеи!
Наша жизнь, святыня наша
В жертву отданы врагам…
Нам сердца сжигает пламя,
Вечного огня грознее.
Мужи Пшавского ущелья
Все убиты! Горе нам
Слушал незнакомец вопли,
Раз дававшиеся глухо,
И, пред чувствуя несчастье
И заранее скорбя,
Робким голосом спросил он
Незнакомую старуху:
Кто ты, мать, скажи? Откуда?
Что за горе у тебя?
И она в волненье страшном
Поднялась, с трудом ступая,
Грудью оперлась о посох,
Руку к небу подняла.
Мир тебе! Хоть ты единый
Сохранился в нашем крае.
На земле лицо мужское
Я увидеть не ждала,
Путник
Мир твоей семье и мужу!
Мир и счастье над тобою!
Но, во имя материнства,
Отвечай на мой вопрос.
Кто послал тебя, старуху,
Дело исполнять мужское?
Иль до светопреставленья
Нам с тобой дожить пришлось?
Иль в другую землю пшавы
Выселились всем народом?
Здесь в пирах гремели песни,
Но безмолвно все сейчас…
Было тут село Хошари!
Я ведь тоже здешний родом.
Старуха
Сын мой! Сядь, сними доспехи
И послушай мой рассказ.
Хлынули враги потопом
И село Хошари смыли.
Все мужчины вышли в битву,
Но враги побили их.
Землю трупами своими
Тут мужчины утучнили.
Только женщины остались
Плачут у могил родных.
Дети спрашивают наши:
Что рыданья эти значат?
Громко плачут малолетки,
Видя плачущую мать,
И, не получив ответа,
Горше прежнего заплачут.
Нечем их теперь утешить,
Нечем слезы унимать.
Матерям не нужны дети!
Сына вырастишь героя
Выйдет богатырь, красавец,
Радость матери родной…
Только нынче жив и здрав он,
Завтра мертвый пред тобой:
Унесет внезапно сына
Страшный ливень кровяной!
Называюсь я Саната,
Род мой из Апхушо, милый…
У меня был муж Беридзе,
Семь сынов я родила.
Каждый льву был силой равен,
Но как бурей их скосило.
Семерых сынов и мужа
В день один я погребла.
Две недели я, старуха,
Им приют последний рыла!
Снова хлынули у старой
Слезы после этих слов.)
Спят они в горе Хошари,
Ветры плачут над могилой,
Вихри крутятся у входов
Заколоченных домов…
Горе женщину заставит
Взяться за мужское дело…
Кто овцу заколет в жертву?
Кто воскурит фимиам?
Быть нам за мужчин, доколе
Не ушла душа из тела.
За беду, за скорбь святыня
Этот грех отпустит нам.
Ты скажи теперь откуда.
И куда твоя дорога?
Наш ты будто по обличью
Или, может быть, чужой?
Путник
Матушка, я пшав природный,
Горя испытал я много,
Двадцать лет я был оторван
От земли моей родной.
Из Матури был я родом,
Имя Квирия мне дали.
Мне судьба была бездомным
Счастья по свету искать.
Горе, беды, словно камень,
Эти плечи пригибали,
И своих страданий повесть
Лучше кратко рассказать.
Мне печальное сиротство
Душу плесенью покрыло,
Целых двадцать лет я пробыл
У тушинов пастухом.
Гостьей из ущелья пшавов
Лишь луна ко мне ходила
Через горы, вечерами,
В одиночестве глухом.
Журавлей, на юг летящих,
Сердце пшава вопрошало.
Не гонец журавль небесный,
Не пошлешь с ним весть домой!
Двадцать лет постель мне горы.
Тучи вместо одеяла,
Двадцать лет я, словно буркой,
В бурю укрывался тьмой.
Старуха
Что же через двадцать весен
Привело тебя с чужбины?
Путник
Матушка! И на чужбине
Нет спасенья от врагов!
Грабят города и села.
Кахетинскую долину
Ветер засевает пеплом
Обгорающих садов.
И Кахетия склонилась,
Обескровлена насильем…
Никому не дал пощады
Пришлых наглый произвол.
И героя не осталось,
Кто бы грозно отомстил им,
Кто б, собрав под знамя войско,
За собой его повел!
И в тушинские владенья
Хлынули врагов потоки,