Поэмы Оссиана - [42]

Он удалился под звуки песни; Карил ему подпевал. Пение было подобно воспоминанью о прошлых утехах, что душе и отрадно и горестно. Тени ушедших бардов слушают их со склона Слиморы. Нежные звуки несутся по лесу, и радуются тихие ночные долины. Так в полдневной тиши, когда сидит Оссиан в долине ветров, доходит до слуха его жужжанье горной пчелы; ветер порой перехватит приятный тот звук на пути, но он возвращается снова.

"Затяните, - сказал Кухулин ста своим бардам, - песнь Фингала благородного, ту песнь, что он слушает ночью, когда на отдых его нисходят сны, когда играют барды на арфах далеких и слабый свет озаряет стены Сельмы. Или воспойте горесть Лары и вздохи матери Калмара,[215] когда тщетно искали его на холмах, а она взирала на лук сыновний в чертоге. Карил, повесь щит Катбата на эту ветвь и рядом поставь копье Кухулина, чтобы подал я знак к сражению с первым серы лучом востока".

Герой оперся на щит отца; зазвучала песня с берегов Лары. Сто бардов сидели поодаль, лишь Карил - рядом с вождем. Он составил слова этой песни, и печально звучала арфа.

"Алклета,[216] сединой убеленная мать колесницевластного Калмара, зачем обращаешь ты взоры в пустыню, ожидая, что сын вернется? То не его герои чернеют средь вереска и не голос Калмара слышится. Это лишь дальняя роща, Алклета, это лишь горный ветер ревет!

"Кто перепрыгнул поток Лары, скажи, сестра благородного Калмара?[217] Не его ли копье видит Алклета? Но затуманился взор ее! То не сын ил Маты, ответь мне, многолюбимая дочь?"

"Это лишь старый дуб, Алклета, - отвечала Алона,[218] что и в слезах прелестна, - это лишь дуб, Алклета, склоненный над током Лары. Но кто там идет по равнине? Поступь его поспешная нам предвещает горе. Он вздымает высоко копье Калмара. Алклета, оно запятнано кровью!"

"Но оно запятнано кровью врагов, сестра колесницевластного Калмара.[219] Ни лук его, ни копье не возвращались досель из битвы могучих, не обагренные кровью.[220] Его приход расточает сражение; он пламень смерти, Алона! Юноша, скорбно спешащий, где же сын Алклеты?[221] Возвращается ль он во славе своей посреди гулкозвучных щитов? Но ты мрачен и нем! Значит, Калмара больше нет! Не рассказывай, воин, как он погиб, ибо не в силах я слышать о страшной ране его".

Зачем обращаешь ты взоры в пустыню, мать колесницевластного Калмара?"

Так звучала песнь Карила, когда Кухулин лежал на своем щите, барды на арфах покоились, и мирный сон разлился вокруг. Только сын Семо не спал: к брани прикованы думы его. Пылающие дубы уже начали гаснуть; слабый багряный свет кругом разливается. Слышится тихий глас: Калмара дух появился. Он приближается в луче света. Рана темнеет в его груди. Волосы в беспорядке распущены. Лицо его осеняет мрачная радость, и, мнится, зовет он Кухулина в пещеру свою.

"Сын пасмурной ночи, - молвил Эрина вождь, вставая, - зачем меня устремил ты темные очи свои, дух колесницевластного Калмара? Не хочешь ли ты устрашить меня, сын Маты, помешать мне сразиться за Кормака? Не была слаба твоя длань в сраженье, и голоса не подавал ты за мир.[222] Сколь же ты изменился, вождь Лары, если ныне советуешь мне бежать! Но, Калмар, я никогда не бежал. Я никогда не страшился духов пустыни.[223] Ничтожны познания их и длани бессильны, ветер им служит жилищем. Но моя душа в опасности крепнет и тешится звоном булата. Уйди же в свою пещеру, ты не Калмара дух; он услаждался битвой, и десница его была словно гром небесный".

Он унесся с порывом ветра, исполненный радости, ибо услышал хвалу себе. Бледный утренний луч показался, и Катбата щит прозвучал. Бойцы зеленого Уллина соединились, как грохот многих потоков. Над Лего слышится рог войны: пришел могучий Торлат.

"Зачем ты, Кухулин, привел свои тысячи? - спросил вождь Лего. - Я знаю крепость мышцы твоей. Душа твоя огнь негасимый. Зачем не сразимся мы на равнине, чтобы рати смотрели на подвиги наши? Чтобы смотрели они на нас, подобных ревущим волнам, что бьются вокруг утеса; мореходы спешат подальше отплыть и со страхом взирают на их борьбу".

"Ты всходишь, как солнце, в моей душе, - ответил сын Семо. - Могуча мышца твоя, о Торлат, и достойна моего гнева. Отойдите же, ратники Уллина, к тенистому склону Слиморы. Взирайте на вождя Эрина в день его славы. Карил, ты скажешь могучему Конналу, если Кухулину пасть суждено, ты скажешь ему, что винил я во всем только ветры, над волнами Тогормы ревущие. Он всегда был со мною в брани, едва начиналась битва славы моей. Пусть его меч ограждает Кормака, словно небесный луч; пусть советы его звучат в Теморе в дни опасности".

Он устремился вперед, бряцая оружием, словно ужасный дух Лоды,[224] когда он является в реве тысячи бурь и взорами мечет битвы. Он сидит на туче над морем Лохлина, его могучая длань лежит на мече, и ветер вздымает огнистые кудри его. Столь же ужасен был Кухулин в день своей славы. Торлат пал от его десницы, и скорбели герои Лего. Они окружили вождя, как тучи пустыни. Тысяча мечей взметнулась вдруг, тысяча стрел полетела; но Кухулин стоял, как скала посреди ревущего моря. Они повергались вокруг, он шагал весь в крови, и далеко разносился гулкий отзыв темной Слиморы. Пришли сыны Уллина, и битва простерлась вдоль Лего. Эрина вождь одержал победу. Со славою он. возвращался с поля сражения.