Поэмы и стихотворения - [22]

Не дав земле своих плодов вкусить?

Должны рождать все существа живые;

Ты сам умрешь, потомство будет жить.

Так ты себя переживешь нелживо,

Пока твое подобье будет живо".

Тут пот царице тело увлажнил:

Тень отступила от четы лежащей,

И облаченный в зной Титан вперил

В них ока пламенного взор палящий;

Желал бы он, став этим вот юнцом,

С ним поменяться местом и лицом.

Адонис, потянувшийся лениво,

Из-под нахмуренных бровей своих

Угрюмо глядя, сумрачно, гневливо,

Как смотрит небо из паров густых,

Воскликнул, морщась: "Брось любви упреки!

Я ухожу: печет мне солнце щеки".

Она в ответ: "Так юн и так жесток!

Чтоб убежать, предлог ты выбрал слабый:

Небесных вздохов выдыхая ток,

Светила жар я охладить могла бы;

Тебя под сень моих волос укрыть;

Слезами, если вспыхнут, погасить.

"Сияя с неба, солнце жжет сияньем;

А я лежу меж солнцем и тобой.

Но не опасно мне оно пыланьем:

Меня сжигает взор палящий твой;

И будь я смертной, тут бы умерла я,

Меж вышним солнцем и земным пылая.

"Ты каменный, ты твердый, как булат?

Нет, тверже камня, — дождь его смягчает.

Любви не знал ты, женщиной зачат?

Не знал, как страсть несытая терзает?

О, если б мать твоя такой была,

Она тебя родить бы не могла.

"Чем заслужила я твое презренье?

Мои мольбы тебе опасны чем?

Иль поцелуй для губ твоих — растленье?

Скажи, но нежно, а не то будь нем.

Дай поцелуй, его с лихвой верну я,

Два, если хочешь, дам я поцелуя.

"Стыдись, холодный камень неживой,

Раскрашенное дивно изваянье,

Кумир, лишь взоры тешащий собой,

Не человек, подобье только, званье;

Нет, ты не муж, хоть мужествен на вид:

Муж и без просьбы ласками дарит".

Ее язык сковало нетерпенье,

Порывом страсти удержав его;

Лицо, пылая, выдает смятенье:

Не выиграть ей дела своего,

Судье в делах любви: она рыдает;

Молила бы, — рыданье ей мешает.

То головой, потупив взор, тряхнет,

То, глядя на него, руки коснется;

Руками, словно лентой, обовьет;

Связала бы, да он не поддается;

Но попытайся он порвать их круг,

Она сплетет персты лилейных рук.

"Любимый, — говорит, — в кольце ограды

Слоновой кости заключен ты мной.

Я — парк, ты — мой олень; ищи услады

Где хочешь, — на горе и под горой.

Когда ж холмы тебя не утоляют,

Спустись туда, где родники пленяют.

"В пределах этих мало ли услад?

Прелестный дол, высокая равнина,

Холмы округлые, а в дождь и в град

Тебя укроет в зарослях ложбина.

Оленем будь, когда я парк такой;

Лай тысяч псов твой не смутит покой".

Адонис усмехнулся, полн презренья,

Две чудных ямки подарив щекам;

Амур их создал, — в эти углубленья

Он лег бы, если б он убит был сам;

Заранее он знает непреложно:

Где жил Амур, быть мертвым невозможно.

Раскрылись, чтоб вместить ее любовь,

Две милых, дивных ямки на ланитах.

Безумной, ей ли обезуметь вновь?

Второй удар что значит для убитых?

Любви царица, ты любить должна

Улыбку, что презрения полна.

Что делать ей? Что ей сказать, постылой?

Слова иссякли, муки все растет;

Уходит время, прочь стремится милый,

Из рук ее он рвется, как из пут.

"О, сжалься! Приласкай!" — она взывает;

Но, вырвавшись, к коню он убегает.

Ho тут, в кустах невдалеке пасясь,

Кобыла сильная и молодая

Коня завидела и понеслась;

Она храпит и громко ржет, взывая;

И конь, привязанный среди ветвей,

Порвал узду и мчится прямо к ней.

Он вскачь несется к ней со ржаньем гордым,

Плетеную подпругу в клочья рвет;

Он, землю раня, бьет копытом твердым,

И в недрах гром гремит, как бы с высот.

Конь удила стальные разгрызает:

Чем был смиряем, сам он то смиряет.

Насторожились уши; поднялась

Его всегда свисающая грива;

Впивают воздух ноздри, распалясь,

Пар, как из горна, выдыхая живо;

Глаза сверкают, как огонь, и жгут, —

Отваги пыл, желанье выдают.

То рысью пустится он мерной, ровной,

В величье кротком, скромно горделив;

То на дыбы взовьется, скачет, словно

Сказать желая: это сил прилив;

А этим взоры я прельщаю страстно

Кобылы, что вот там стоит, прекрасной.

Чт_о_ гневный окрик всадника ему,

И "полно" льстивое, и "стой, куда ты"?

Чт_о_ шпоры острые, узда? К чему

Чепрак нарядный и убор богатый?

Пред ним она, и лишь она пред ним;

Не привлечен гордец ничем иным.

Как ни старался бы, коня рисуя,

Художник жизнь искусством заменить,

С природой спорить в мастерстве рискуя, —

Живого мертвому нельзя затмить;

Так этот конь всех превосходит рвеньем,

Повадкой, мастью, костью и сложеньем.

Коротки бабки стройных, крепких ног;

Копыта круглы; густы, длинны щетки;

Глаз полон, грудь могуча, круп широк,

Мала головка, ушки же коротки.

Коню лихому нужно одного:

Лихого всадника в седло его.

Вот, в даль умчавшись, стал он и воззрился;

Вот прянул, лишь волос взметнулась прядь;

Вот вперегонки с ветром он пустился;

Бежит ли он, летит ли, — не понять.

В хвосте и в гриве свищет вихрь, играя,

Как два крыла пернатых, их взвевая.

Смотря на милую, он ржет; она,

Как будто понимая, ржет ответно;

Как женщина, вниманьем польщена,

По виду же капризно-неприветна;

С презреньем отвергает пыл коня,

Копытом от себя его гоня.

Тут, приуныв, он хвост свой опускает,

Которым, как опущенным крылом,

Разгоряченный круп свой освежает;

Он бьет копытом; мух он ловит ртом.

И милая, заметив, как он взбешен,

Смягчилась вдруг, и конь был вмиг утешен.

Хозяин пробует коня поймать;

Но тут кобыла дикая в испуге,

Чтоб не попасться, понеслась опять;