Поехали! - [27]

– Тренировка начнется в этой капсуле, – я останавливаюсь и показываю на спускаемый аппарат. – Это настоящая капсула.

– Макет?

– Нет. Настоящий спусковой аппарат. Просто отслужил. Он одноразового использования.

Артем улыбается. Он явно хочет пошутить насчет ассоциаций, родившихся в его разноцветной голове, которые связаны с одноразовыми использованными предметами, но молчит.

Я рассказываю, что космонавту нужно лететь в позе эмбриона, что внутри корабля три места, оборудованных специальными креслами. Их отливают персонально для каждого: важно, чтобы сидения повторяли форму спины космонавта, потому что при ударе это помогает равномерно распределить нагрузку по поверхности тела.

– Это помогает сохранить здоровье, – говорю. И перед глазами всплывают картинки из прошлого: как я пытался выбраться, как смотрел на свои неподвижные ноги.

– Носимый аварийный запас, сокращенно НАЗ, – говорю и показываю содержимое. – Здесь есть все необходимое.

Я показываю аптечку, охотничьи спички, свисток, мачете, стаканчик, складной нож.

– Это – светосигнальный патрон.

Артем внимательно слушает и записывает за мной.

Я объясняю, для чего в НАЗ солнцезащитные очки, почему в комплекте шесть литров воды, а Фрукт заглядывает в капсулу.

– Ух ты ж «ё», – вырывается у него фраза, и он тут же умолкает, извиняется, что перебил.

– Артем, что у вас вызвало такую реакцию?

Он тычет пальцем в иллюминатор:.

– Дед, как там можно втроем поместиться? – Артем удивляется и фотографирует.

– Если все правильно выполнить, можно, – я улыбаюсь и показываю большой палец вверх.

Я показываю свое хорошее настроение: Артему, коллегам, руководству, соседям, зеркалу. Приветливо улыбаюсь. А сам… списанный, разочаровавшийся во всем «дед», одноразового использования. Пора с этим кончать. Пора позволить пустоте забрать меня.

– Курс выживания обычно длится сорок восемь часов. Но для курсантов по программе «Космический туризм» его сократили до двенадцати.

– А что так?

– Считается, что вы не останетесь в одиночестве. Будет кому позаботиться о вашей безопасности.

– Я и сам в состоянии. Без курсов.

– Тем не менее приступим. Для начала наденьте скафандр.

Я объясняю, что это аварийно-спасательный. Рассказываю, в каких случаях его используют космонавты, как он надувается и для чего.

Помогаю надеть.

Он просовывает руки, а я, спустя вот уже несколько месяцев тренировок, смотрю на него и вспоминаю наше первое с ним занятие. Вспоминаю его фразу о способном ученике. И как ни странно, Артем не соврал. Он, действительно, способный. К тому же, что удивительно, он оказался выносливым, смышленым и талантливым. Он постоянно что-то помечает у себя в телефоне и фотографирует свое лицо, периодически грубо отгоняя людей из кадра. Но стоит признать – из Артема получился бы хороший космонавт.

Этот фрукт – мое последнее задание.

Если кто-то говорит слово «последний», например, «сделай это в последний раз», любой пилот поправит: «Говори крайний! В крайний раз!» Пилот исправит. Не буду объяснять, в чём разница между «последним» и «крайним». Но этот фрукт – мое последнее задание.

После трудного дня с выживанием в сыром лесу, с длительными переходами через чащу; разведением костров, сооружением палаток для ночлега; с репетицией спасательной операции, Артем, уставший, но довольный собой, оборачивается и на прощанье говорит:

– Спасибо Вам. Большое спасибо. До завтра.

К моему удивлению Артем не только попрощался и поблагодарил – он обратился на «Вы» и впервые не назвал меня «дед».

Центрифуга.

Обучение подходит к концу. Курсанту предстоит еще один медицинский осмотр и тренировка в центрифуге.

В кабинете пахнет, как в старом кинотеатре. Никогда не любил этот запах и никогда не любил этот вид тренировок.

– Человек на борту испытывает перегрузки порядка четырех g, – я помогаю Артему усесться. – Профессиональные космонавты тренируются на восьми g. Для вас, Артем, будет достаточно шести.

– Дед, не надо меня жалеть. Заряжай десятку.

Артем храбрится. А я вижу, как ему не по себе. Ему страшно.

– Будем смотреть по вашему состоянию, – говорю и киваю, мол, учтем пожелания.

Я не буду рассказывать, что курсанту от перегрузок может стать плохо. Не скажу, что при десяти g, самый опытный пилот теряет сознание. Я лишь помогаю Артему пристегнуться и объясняю, для чего на пульте кнопки.

– Когда будете видеть огоньки, нажимайте вот сюда. Лампочки будут загораться в разных местах, вы должны как можно быстрее отреагировать на их появление.

Артем смотрит на панель, на рычаг с красными кнопками. Он сглатывает пересохшим ртом и кивает – понял.

– Сейчас двери откроются, вас подкатят и поместят в центрифугу. Волноваться не стоит. Мы будем видеть вас на мониторе и поддерживать звуковую связь на протяжении всего упражнения.

– А я и не волнуюсь, – говорит Артем.

Он пытается улыбнуться, а я замечаю, как едва заметно подрагивают его скулы.

– Я буду называть порядок перегрузки и предупреждать перед увеличением значения.

Артема помещают в камеру центрифуги.

– Артем, вы готовы?

– Поееехали! – раздается из динамиков голос Фрукта.

Не знаю ни одного человека, который не произнес бы эту фразу, находясь в обществе космонавтов. Хотите чаю? Поехали! Вечером созвонимся? Поехали! У меня родился сын. Меня списали на пенсию. Я смертельно болен. Поехали-поехали-поехали! Но я думаю, неплохо, что следующее поколение использует и помнит эту фразу. Не факт, что это новое поколение знает, откуда она. Но. Поехали!