Поединок с тенью - [2]

– И не забывай, что ты своего счастья недостойна. Незаконнорожденной – такая честь! – продолжал нашептывать безжалостный голос тетки. – Мы уже отчаялись найти тебе подходящую пару. Никак не возьму в толк, почему граф Нортемпстон выбрал именно тебя в невесты для своего протеже. И как он вообще узнал о твоем существовании.

– Граф, являясь попечителем монастыря, частенько к нам наведывался. Я была ему представлена в числе прочих. В последний свой приезд он весьма любезно беседовал со мной.

– Ха! Ты никогда об этом не говорила.

– Мне это казалось несущественным.

– Беседовать – одно дело, а выбрать жену своему любимцу – совсем другое. Красавицей тебя никак не назовешь.

Дженевра вспыхнула. Тетушка никогда не упускала случая напомнить ей, что она дурнушка.

– Польстился на ее наследство, не иначе, – мрачно вмешался Джилберт. Однако голос его потонул в радостных воплях толпы: Золотой Орел выиграл поединок.

Дженевра промолчала. Она и сама дивилась внезапному вмешательству знатного вельможи в свою судьбу. Граф действительно долго разговаривал с девушкой в монастыре и при этом разглядывал ее весьма внимательно. Дженевре, стеснявшейся своего убогого одеяния, показалось даже, что в глазах высокого гостя мелькнуло одобрение. Он ей понравился, хотя чувствовалось, что это человек властный, умеющий поставить на своем.

Впоследствии, склоняясь над вышиванием и размышляя о состоявшейся встрече, Дженевра возблагодарила собственное прилежание. Не так уж часто встретишь девицу, способную говорить на латинском и греческом столь же бегло, как на французском и английском. Они затронули множество ученых материй, и даже с математикой Дженевра не ударила в грязь лицом.

– Восхищен вашей ученостью и умом, мистрис, – произнес граф, собираясь уходить. – Вы не потратили зря годы, проведенные здесь, но, напротив, мудро распорядились временем, усердно срывая плоды с древа познания.

Однако в отличие от графа Сен-Обэн ее совсем не знал, и Дженевра не исключала, что ее наследство сыграло не последнюю роль в брачной сделке.

Она проследила, как рыцарь, по-прежнему верхом, покинул поле, устремившись навстречу шумным приветствиям зрителей.

Ханна фыркнула, причем достаточно громко, чтобы ее можно было расслышать сквозь шум толпы.

– Ты думаешь, что такое ничтожное наследство, как у нее, сможет прельстить его? – спросила она мужа. – Этой доли едва ли хватит на то, чтобы оплатить ее содержание в монастыре!

Джилберт искоса поглядел на супругу.

– Ты сама прекрасно знаешь, жена. Если не считать тех лет, когда свирепствовала чума, ее состояния хватало на все. И Мерлинскрэг пострадал меньше, чем наше имение.

– В самом деле? Тогда скажи мне, ради Бога, почему мне об этом не доложили? Что ты сделал со всем этим богатством, милорд?

– Я распорядился им как можно лучше, по своему разумению, конечно. Как ты думаешь, на какие деньги мы вели роскошную жизнь, подобающую людям нашего положения? Пораскинь-ка умом, ведь все наши вилланы[1] либо перемерли, либо ударились в бега, а труд поденщиков обходится дорого… Так что доход от поместья Дженевры неплохо поддерживал нас в эти трудные годы.

– И все так и продолжалось бы, не вмешайся граф.

Джилберт украдкой глянул поверх рядов гостей – туда, где величественно восседал Нортемпстон.

– Потише, женщина! – прошипел он.

– Продолжалось бы, но не слишком долго, мадам, – произнесла Дженевра, чуть не задохнувшаяся от злости. «Вот, значит, как они обводили меня вокруг пальца все это время!» – С наступлением совершеннолетия я собиралась сама управлять своим поместьем.

– Сама? – хмыкнула Ханна. – А что ты понимаешь в управлении?

– Я помогала монахиням… – начала было Дженевра, но дядя перебил ее.

– Нортемпстон повел себя в этом деле весьма достойно, – заявил он.

– Как это? – спросила его жена.

Джилберт пожал плечами.

– А как ты думаешь?

– Деньги? Земля?

– Я добавил еще одно поместье к нашим, – признался Джилберт.

– В таком случае то, что ты говорил о нашей бедности, – вранье?

– Нет. Новое поместье лишь частично окупит утрату доходов от Мерлинскрэга. Но уж лучше что-то, чем ничего, ведь нашему опекунству все равно конец. Закон на стороне Дженевры.

«Естественно, что сделка сулит некоторую выгоду Джилберту, – подумала Дженевра. – Но даже сейчас дядя навряд ли может полностью распоряжаться всем тем, что украл у меня. Однако имение, подаренное моей матери в награду за ее службу при дворе, наверняка богатое».

Ханна была роскошно одета, так же как Дженевра, которой тетка одолжила одно из своих платьев из тонкой шерсти и нарядную шелковую накидку, подбитую серым беличьим мехом. Голову Дженевры венчал скромный девичий чепчик, под которым надежно прятались ее длинные темные волосы, а Ханна свои седеющие букли скрывала под затейливой конструкцией из проволоки и кисеи, сделанной в форме рогов.

Услышав, как родичи ссорятся из-за ее денег, девушка пожалела о монастыре. В детстве Дженевра пребывала под надежной защитой любящей матери. Девочка не понимала, чем она отличается от других ребятишек – разве тем, что у нее не было отца. Дженевра считала его покойным. И лишь когда умер дед с материнской стороны, а Джилберт унаследовал баронский титул, Дженевру поставили перед фактом ее незаконного рождения.