Поединок - [5]

– Боги Средних Мест явно на тебя за что-то рассердились: ты ведь только что говорил о Больших-С-Клешнями? Вот и на тебе!

Про себя же сухощавый человек подумал: «Проклятье, не хватало только, чтобы сейчас у него ноги отказали! Хорошо хоть, яд эта тварь не успела выпустить, иначе, в лучшем случае, сожгла бы кожу, а в худшем и думать страшно. Как бы не пришлось теперь рыжего на себе нести!..»

Именно в этот момент его голова, отсеченная от туловища, отскочила в сторону, и кровь хлестнула из обрубка шеи. Глаза вмиг остекленели, их взгляд навсегда остался удивленным, губы раскрылись в последнем, так и не вырвавшемся крике, а цвет кожи быстро стал приобретать восковый оттенок, впрочем, невидимый в сумерках. Резкий, страшной силы удар мохнатой лапы паука, внезапно возвысившегося над двуногим, смахнул голову человека непринужденным, слегка ленивым движением – как порой взрослые дают подзатыльник расшалившемуся ребенку.

В наступившей темноте рыжий не увидел, что произошло с его приятелем. Он был слишком занят своей болью, а потому даже не встрепенулся, когда приятель неожиданно замолчал. Но немного спустя ветер донес до него странные чавкающие звуки: восьмилапые, сгрудившись вокруг обезглавленного трупа, разрывали на части охладевающее тело.

Рыжий с трудом подавил стон и закрыл обеими руками рот, чтобы не привлечь внимание многоногих.

К счастью, вскоре после того, как многоногие расправились с трупом, их внимание привлекло нечто другое, вдалеке от этого ущелья. Видимо, запах крови и растерзанной плоти так насытил воздух в углублении между песчаными холмами, что многоногие не ощутили другой свежий запах, еще живого человека. Передвигая вымазанные кровью угловатые конечности, они сгрудились в стадо и поползли прочь, оставив рыжего целым и невредимым, а песок в ущелье – изрытым следами побоища…

* * *

Рыжий двинулся в путь, едва только хищники скрылись за гребнем дюны. Он совершенно забыл про оставленный возле поверженного чудовища мешок с сочными стволами кактусов и быстро шагал по почти неразличимой в темноте тропке, хромая и издавая негромкие стоны от боли. Правой рукой он прижимал к боку обнаженный нож, собираясь в любой момент пустить его в ход.

Человек несколько раз делал привалы: кровь продолжала струиться, и ему приходилось отрывать от рукавов рубашки продолговатые лоскутки и крепко обвязывать ими голени чуть ниже и чуть выше ран, чтобы хоть немного остановить кровь.

Между тем над пустыней ярко засияла луна, облегчив путь человеку: теперь он ориентировался лучше, чем в темноте, лишь слегка подсвеченной нечастыми звездами, и уже точно знал, куда следует направиться.

Силуэтов многоногих видно не было, но рыжий, вспоминая, что те сделали с его приятелем, каждый раз вздрагивал; в конце концов, это вздрагивание превратилось в нервный тик, от которого бедолаге, наверное, не удастся избавиться до конца своих дней…

Рыжий брел по пескам и, с каждым шагом понемногу теряя остатки сил, твердил про себя: «Ближе к побережью стоит вышка. Там есть люди. Наверняка, есть люди! Они меня спасут, помогут промыть раны и остановить кровь. Про Килаюка лучше не говорить. От него вообще ничего, наверное, не осталось… Люди на вышке, может быть, даже дадут мне немного воды – плохой воды, соленой воды, не для питья. Воды, чтобы смыть с рубашки и с лица эту гадость. Я, конечно, останусь у них в долгу. Ну и что? Летом охота будет удачной, и я людям с вышки отдам долг кожами аллигаторов. Главное – дойти до вышки. О, боги Средних Мест, до чего же больно! Только бы ни капли яда Большого-С-Клешнями не попало случайно в раны! Тогда я точно лишусь ног…» Теперь рыжий беспрестанно оглядывался по сторонам – так же, как это делал его друг, когда они еще только направлялись сюда на поиски съедобных кактусов.

«Нож Килаюка… – с сожалением вспомнил он. – Надо было найти и забрать, ведь ценная вещь… Мой стоит, поди, не меньше сотни кувшинов воды, а его нож еще дороже… Да как бы я смог подобрать, если там копошились эти твари?! Бедный Килаюк…»

Ближе к рассвету на горизонте показалась вышка, еле различимая в свете луны на фоне черной пустыни и такой же черной прибрежной полосы. Еще было довольно темно, и рыжий подумал, что оказалось бы очень плохо, если вышка, которую он увидел, – только мираж, потому что силы уже на исходе, и ноги вот-вот откажут из-за потери крови. Но освещенное первыми лучами только что взошедшего солнца строение, вознесенное высоко над землей на толстых сваях, не было миражом.

Раненый невольно застонал еще громче и, вперив взгляд в цель своего пути, укорил шаг, чтобы успеть дойти, пока есть еще хоть какие-то силы. Они оставили его, когда до лестницы, ведущей на площадку третьего этажа вышки, оставалось несколько шагов.

Рыжий все же успел увидеть, как качнулась свая и ударила его в лицо, а затем глаза застила мгла…

* * *

Самка гигантского скорпиона, истерзанная человеческими ножами, в это время еще дрожала и тряслась в агонии, а потом застыла на песке. Неожиданно возле надломленного хвоста послышался тихий шелест. Черный, с тонкими светлыми полосками хвост в нижней части зашевелился и увеличился в толщине, а потом с тихим треском раскрылся, вывернув часть яйцеклада наружу.