Поединок на границе - [43]

— Поедешь, наверное, сам? — прервала мысли полковника жена, все еще стоявшая в кабинете. — Пойду приготовлю полушубок и валенки.

V

В теплой накуренной комнате дорожного мастера на тулупе, расстеленном на широкой скамье, стоящей возле большой, занимающей почти половину комнаты русской печи, стонал Елагин. Неторопливо, но старательно Исхаков натирал ноги ефрейтора вначале спиртом, затем гусиным жиром, стараясь как можно меньше причинить боли уже сильно распухшей ноге, а Бутылов то и дело переворачивал полотенце, узкой полосой положенное на лоб Елагина. Рядом со скамьей лежали снятые с ног шофера валенки, вокруг этих валенок образовалась лужица. Такая же лужица была и у ног Исхакова. В желтом свете керосиновой лампы, прикрепленной к стене, эти лужицы, ноги шофера, капли пота на смуглом лице Исхакова казались желтыми.

Дверь в соседнюю комнату, куда лейтенант Чупров занес жену, была приоткрыта, и Анисимов видел, как Чупров и врач отхаживали полузамерзшую женщину.

Полковник уже понял, что или накануне, или в день дежурства Чупрова в молодой семье произошла ссора. Дорогой на все вопросы он отвечал односложно: «Все в порядке», «Ничего не случилось», «Виноват». Когда фары осветили серый верх почти занесенного снегом кузова кинопередвижки, лейтенант первым выпрыгнул из вездехода, первым увидел торчащий из разорванного брезента черенок лопаты, вырвал ее, еще сильнее прорвав крышу, спрыгнул в кузов и радостно крикнул оттуда: «Живы!» А через минуту из кузова донесся почти такой же громкий, но уже не радостный, а тревожный крик: «Лиза?!»

Как и всех жен офицеров части, полковник знал жену лейтенанта, знал, что она из Кильдинки, но знал и то, что она не выезжала из города с кинопередвижкой, однако Чупров так и не сказал, почему его жена оказалась здесь, не сказал сразу, не сказал и когда они ехали к дорожнику — он все время поправлял тулуп, в который была закутана Лиза, согревал дыханием ее лицо и не отвечал на вопросы полковника, как будто не слышал их. Полковнику было неприятно это, но он был уверен, что позже лейтенант расскажет все: и причину ссоры, и кто виновен, придет посоветоваться, поэтому не стал требовать ответа. Полковник и обвинял, и оправдывал Чупрова, он никак не мог окончательно решить, нужно ли наказывать лейтенанта.

— Все в порядке. Отдохнет два-три дня в тепле и можно на танцы, — выйдя из горницы и обращаясь к полковнику, шутливо отрапортовал врач капитан Лейбманов.

— Тогда давайте пить чай, — хозяин дома поставил на стол медный, начищенный до блеска самовар, брызгающий из-под крышки каплями кипятка. Хозяйка подала хлеб, сахар, чашки и повторила приглашение.

Вначале полковник хотел отказаться от чая. Ему нужно было возвращаться домой, он только ждал, что скажет врач, однако передумал — хотелось расспросить обо всем Бутылова и Исхакова, а сделать это лучше всего было за чаем.

Когда Исхаков начал подробно рассказывать, как они застряли в лощине и как пытались вытащить машину, Бутылов перестал пить чай, он внимательно слушал, что говорит солдат, слушал и не понимал — он с беспокойством думал, скажет ли Керим о том, что он оказался плохим товарищем в беде, скажет ли о его трусости. «Скажет или нет?» «Скажет или нет?» Он боялся поднять голову и посмотреть в глаза сидящим, как будто они уже знали о нем все.

Никто не смотрел на Бутылова, все слушали Исхакова, каждый по-своему оценивая случившееся. А Исхаков, не называя имен, рассказывал, как они завели движок, как прорвали брезент, чтобы не угореть, как почему-то заглох движок, но вода в радиаторе успела нагреться и они пили горячую воду. Потом в темноте, на ощупь, пытались снова завести движок и завели бы, но подошли вездеходы.

Полковник слушал молодого пограничника и думал о том, что нет необходимости вспоминать фамилию того политрука с афганской границы и что в беседе с солдатами он расскажет об их же сослуживцах.

Павел Ельчанинов ИМЯ ГЕРОЯ ЖИВЕТ

К полудню мы с полковником Байсеновым прибыли на пограничную заставу. Встретил нас начальник заставы лейтенант Одинцов.

— Ну, просто молодцы! — не переставал восторгаться полковник, когда осматривал внутренний порядок подразделения. — Это лучшая наша застава. Второй год удерживает переходящее Красное знамя, — пояснил он мне.

Побывали мы на стрельбище, в городке следопыта, на полосе препятствий. Даже придирчивый глаз не мог найти недостатки. Пограничники по-настоящему овладевали военным делом.

— А вы, Юрий Григорьевич, чем-то обеспокоены? — спросил полковник начальника заставы, обратив внимание на его растерянный вид.

— Угадали. Написал рапорт о переводе на другую заставу.

— Рапорт?

— Да. На границе я уже несколько лет, а живого нарушителя еще не видел.

Командир улыбнулся, по-отцовски взял его за плечи и с сочувствием произнес:

— Кто в молодости не мечтает о подвиге? Об этом после ужина поговорим.

Мы с нетерпением ждали этого разговора. Хотелось узнать, что скажет седой, крещенный пулями и саблями полковник.

Собрались в канцелярии начальника заставы. Байсенов достал коробку «Казбека», закурил.

— Значит, хочешь на другую заставу? А кто же на этой будет служить? — обратился он на «ты» к лейтенанту Одинцову, что придавало неофициальный характер беседе.