Поединок на границе - [34]

Если бы раньше, когда Егор работал лесорубом на севере, кто-нибудь сказал, что можно устать просто оттого, что лежишь на земле, он искренне бы расхохотался. А теперь в этих угловатых камнях ему было не до смеха. Егор даже беспокоился, что без помощи Косяка ему уже не подняться… Эх, с какой бы радостью он снова взял моторную пилу и стал валить смолистые сосны! Уж она-то размяла, разогрела бы руки, вернула бы им силу и удаль!

Томительно тянулось время. Павел Косяк по-прежнему чего-то ждал. Притих… Булавин взглянул на автомат, вороненую сталь которого ночь усыпала светлыми жемчужинами, и стиснул приклад красной от холода рукой. И опять стал смотреть на перекресток тропинок. Гляди, Егор, только туда, только туда, и никуда больше…

Вдруг солдат чуть не вскрикнул от поразившей его неожиданности. В какой-нибудь сотне метров по бурой картофельной ботве шагали две пары ног — друг за другом, след в след. Шаги широкие, торопливые. Огромные сапожищи то поднимались над ботвой, то приминали ее. Потом ноги исчезли, появились две головы в одинаковых черных кепках. Булавин хотел позвать старшего наряда, но вспомнил, что это запрещено. Пододвинул автомат и, волнуясь, постучал ногтем по прикладу — раз… два… три! Раз… два… три!

Косяк подполз в тот же миг, словно он только этого и ждал.

— В чем дело? — шепотом спросил он.

— Видишь головы? — возбужденно показал Булавин на картофельное поле.

— Вижу ноги, — прижимаясь плечом к Егору, ответил Косяк.

— Ну да, то головы, то ноги…

— Туманом скрывает. Вон какое молоко разлилось. Это хорошо, — раздумчиво проговорил Косяк. — Для нас будет хорошо…

— Какие огромные… Головы-то будто в облаках плывут.

— Не робей! — Косяк положил руку на спину солдата. — Главное — не робей!

— Бить сразу? — спросил Егор деловито, чувствуя, как свинцовая тяжесть, еще недавно безжалостно давившая его, куда-то исчезла, освободила затекшие мышцы.

Косяк строго взглянул на солдата.

— Возьмем живыми, — убежденно сказал он. — Возьмем, если даже начнут отстреливаться. Ясно? Бей выше головы, прижимай огнем к земле… Если пропустим их к стогам сена, там окопаются и дадут прикурить. Понял? Ну, Егор, беги…

Булавин вскочил и, держа автомат на изготовку, низко пригибаясь, побежал по полю. Одеревенелые ноги вначале плохо повиновались, подошвы сапог скользили по раздавленной ботве. С трудом давался каждый шаг, сердце часто стучало, щеки полыхали жаром. Егору казалось, что бежит он слишком медленно, не так, как это требуется, что он отстанет от Косяка, не сможет помочь ему в решающую минуту…

Слева хлестнули автоматные очереди. Влажный воздух подхватил звуки выстрелов и гулко, с пронзительным свистом понес над сумрачными полями. Пули пропели в тумане совсем рядом. Зазвенело в ушах. Егор вздрогнул, метнулся в сторону. Он заметил, как бежавший впереди Косяк упал на землю, потерялся из виду. Булавин остановился, соображая, что же делать. Затем, припав на колени, прижал приклад автомата к плечу, готовясь ко всему, что может произойти в этом проклятом тумане. На верхушке мелькнули два темных пятна, и он резанул повыше их длинной очередью. Темные пятна исчезли, но Егор не знал, убил ли он нарушителей или они залегли, притаились, чтобы снова открыть огонь.

Тревожная тишина продолжалась несколько минут. Затем снова застрочил автомат, и почти одновременно с ним раздался голос Косяка. Он приказал Егору подползти ближе. Сбросив тяжелый, задубелый плащ, Булавин упал в борозду и, упираясь локтями в землю, пополз на голос товарища.

Туман редел и сползал в низину. Постепенно вершина холма обнажилась. Это обрадовало Косяка, он сильно и зло крикнул:

— Сдавайтесь, если хотите жить!

В ответ нарушители швырнули гранату. Осколки ее не задели пограничников.

Обтерев с разгоряченного лица комки грязи, Булавин гневно сказал:

— Тоже могу угостить…

— Успокойся! — приказал Косяк. — Гляди в оба. Поднимут руку — бей по руке, но голову целой оставь…

Спокойствие Косяка передалось Егору. Он не подозревал, что этот высокий черноглазый плясун и гармонист может иметь такое самообладание. Отдышавшись, Егор заискивающим голосом спросил:

— Что будем делать?

— Ничего! — сухо ответил Косяк. — Лежи и жди… Момент настанет, тогда прикажу…

Поднявшийся ветерок унес остатки тумана с вершины холма на предпольную луговину, где седые клочья долго еще качались и клубились на ольховых зарослях. Пограничники и нарушители лежали, прижавшись к земле, не спускали друг с друга настороженных глаз. Все ждали, кто первым не выдержит, ошибется, сделает неверный шаг…

Над полем стояла тягостная тишина. Егор чувствовал, как по его вспотевшей спине бегут знобящие мурашки. Это было хуже, чем во время перестрелки.

Павел бросил в Егора комок земли и озабоченно зашептал:

— Смотри, еще один. Вот, дьявол, уйдет в лес! Держи, Булавин, этих. Не давай им подняться, а я…

— Разреши, я догоню. Я легче, — порывисто проговорил Егор. — Не бойся, справлюсь.

Булавин кубарем скатился с холма. Косяк видел, как он сбросил на ходу ватную куртку, тяжелые, с налипшей грязью сапоги и, часто работая локтями, кинулся к лесу.

Те двое, что лежали в картофельных бороздах, не увидели пограничника, не сделали по нему ни одного выстрела. Косяк для острастки резанул над их головами длинной очередью, да так низко, что пули сорвали верхушки ботвы. И опять стало тихо…