Подземная железная дорога - [86]

В конце концов он избрал карьеру оратора. Сначала ораторствовал в гостиной отчего дома перед сливками бостонского общества, потом в молельных домах для цветных, в методистских церквях и лекционных залах по всей Новой Англии. Подчас он был первым цветным, переступавшим порог этих зданий (те, кто строил и убирал их, не в счет).

Краснорожие шерифы арестовывали его за подстрекательства к мятежу. Его сажали за решетку по обвинению в призывах к бунту, хотя он призывал к мирным собраниям. Судья Эдмунд Харрисон из штата Мэриленд подписал ордер на его арест за «проповедь сатанинской доктрины, подрывающей основы добропорядочного общества». Толпа белых чуть не растерзала его, пока не подоспели те, кто пришел послушать в его исполнении отрывки из сочиненной им «Декларации прав американского негра». От Флориды до штата Мэн полыхали костры, на которых жгли его памфлеты, книжки с автобиографией, а потом и его чучела.

Он пожимал плечами:

– Хорошо, что чучела, а не меня самого.

Если какая-то душевная боль и снедала его, об этом никто не догадывался. Для посторонних глаз он оставался невозмутимым и непостижимым.

Кора запомнила его слова, когда впервые слушала его речь:

– Таких, как я, в ботанике называют «гибридами». Плод скрещивания двух различных семейств. В цветке подобное смешение ласкает глаз. Но облеченное во плоть и кровь, может чей-то взор сильно оскорбить. Сегодня в этом зале мы шлем такому смешению свое признание: в мир явилась новая красота, и она расцветает вокруг нас.

Той августовской ночью после выступления Ландера Кора и Рой сидели на ступеньках молельного дома. Остальные обитатели фермы спешили мимо. Слова Ландера настроили Кору на печальный лад.

– Ну, а вдруг они меня… с поля вон? – спросила она.

Рой взял ее за руку и провел большим пальцем по свежим мозолям на ладони, а потом сказал, что беспокоиться незачем. Ей нужен отдых, и он покатает ее по окрестностям, покажет ей Индиану.

На следующий день они уселись в коляску, запряженную парой пегих лошадей. Кора купила себе на жалованье новое платье и шляпку. Шляпка прикрывала шрам на виске, по крайней мере его бо́льшую часть. Из-за этого шрама она в последнее время сильно мучилась. Никогда прежде ей не доводилось так много размышлять обо всех этих трилистниках или литерах, которыми рабовладельцы клеймили свою живую собственность. На шее Сибил бугрилась подкова – уродливая, багровая – ее первый хозяин разводил тяжеловозов. Кора благодарила Бога, что ее кожа не знала прикосновения раскаленного металла. Но ни один из них не избежал тавра – даже если его не было видно снаружи, оно пряталось внутри, – и шрам от набалдашника Рэндалловой трости был той же отметиной, которой хозяин клеймит свою собственность.

Кора уже не раз ездила в город, даже поднималась на крыльцо булочной, принадлежавшей белому пекарю, чтобы купить пирожное. Но Рой правил в противоположном направлении. Небо напоминало кусок свинца, хотя погода стояла теплая, августовский вечер словно давал понять, что осень не за горами. На обочине выгона под дикой яблоней они остановились перекусить. Рой захватил хлеб, варенье и колбасу. Она позволила ему положить голову ей на колени. Ей даже захотелось запустить пальцы в мягкие завитки волос у него на висках, но она отдернула руку – с ужасом вспомнила, как ее насиловали.

На обратном пути Рой направил лошадей по заросшей тропе, почти неразличимой из-за густой поросли виргинского тополя. Он сказал, что хочет ей что-то показать. Она подумала, что это пруд или какой-то укромный уголок, о котором никто не знает. Но коляска повернула в сторону и остановилась перед обветшавшей заброшенной сторожкой, серой, как кусок полупережеванной говядины. Ставни покосились, с крыши кивали сорняки. Развалюха, по-другому не сказать, домишко буквально разваливался на глазах. От вида гнили и мха на душе стало пусто, пусть даже Рой был рядом. Помедлив на пороге, она неохотно зашла внутрь.

Сквозь доски пола проросла трава. В нос ударил смрадный запах.

– По сравнению с этим навоз просто благоухает, – проворчала она, зажимая нос.

Рой с хохотом сказал, что ему всегда нравилось благоухание навоза. Потом он отворил дверцу подпола и запалил свечку. Заскрипели ступеньки. Заметалась потревоженная непрошеным вторжением живность. Рой отсчитал от лестницы шесть шагов и вонзил в землю лопату. Он перестал копать, когда их глазам открылся еще один люк, ведущий на подземную станцию. Туда надо было спускаться по осклизлым от серого налета ступенькам.

Из всех виденных Корой станций эта была самая убогая. Ногу поставить было некуда: рельсы начинались от лестницы и уносились в черноту тоннеля. На путях стояла небольшая дрезина с металлическими рычагами, которые можно было оживить прикосновением человеческих рук. Стены и потолок поддерживали деревянные стойки, как в слюдяной шахте в Северной Каролине.

Судя по всему, станцией давным-давно не пользовались.

– Видишь, какой тоннель низенький? Паровозу тут не пройти, – пояснил Рой, – поэтому с остальной железной дорогой этот участок не соединяется.

– А куда же он ведет? – спросила Кора.