Подземная железная дорога - [51]

– Особенно с учетом нынешней ситуации, – прошептал он, озираясь, словно патрульщики поджидали их на выходе из балки.

Мартин сказал, что ему надо отойти, чтобы подогнать фургон, и Кора сильно засомневалась, что он вернется. Он клялся и божился, что ждать ей придется совсем недолго. Занимался рассвет, а при дневном свете перевезти ее будет совершенно невозможно. Она была так благодарна возможности выйти на свет божий, что решила ему довериться, и когда он все-таки вернулся с фургоном, запряженным двумя костлявыми гужевыми клячами, едва не бросилась ему на шею. Переложив мешки с зерном и семенной пшеницей, они высвободили для нее узкий карман. В прошлый раз, когда нужно было прятаться в повозке Флетчера, требовалось место для двоих. Мартин покрыл груз просмоленной парусиной, и фургон с грохотом покатил прочь, а возница, пока они не выехали на дорогу, все чертыхался себе под нос.

Они проехали совсем немного, когда лошади встали. Откинув парусиновый полог, он сказал:

– Скоро взойдет солнце, поэтому я хочу успеть кое-что показать. На это надо посмотреть.

Кора не сразу поняла, что он имеет в виду. Проселок был тихим, по обе стороны шли леса. Вот она увидела один силуэт, потом другой.

Кора вылезла из фургона.

С деревьев подобно гниющим украшениям свисали трупы, частью нагие, частью полуодетые. На штанах темнели пятна, оставшиеся после опорожнения кишечника, когда на шее затянули петлю. Два ближайших к ней тела, которые выхватил из темноты фонарь смотрителя, были покрыты страшными ранами и увечьями. Одного кастрировали, и на месте бывшего мужского достоинства сейчас зияла чудовищная каверна. Рядом с ним повесили женщину. Ее живот вздулся, но Кора никогда толком не могла отличить беременную от небеременной.

Их выкатившиеся из орбит глаза смотрели на нее с укором, потому что нечего глазеть, но разве пристальный взгляд цветной девчонки, потревожившей их покой, мог идти хоть в какое-то сравнение с тем, как глумился над ними мир с того момента, как они пришли в него?

– Эту дорогу у нас называют «Тропой свободы», – произнес Мартин, снова закрывая воз парусиной. – Тела развешены на деревьях до самого города.

В какой же новый ад привез ее поезд?

Когда фургон остановился, она выскользнула наружу и шмыгнула за угол желтого дома, принадлежавшего Мартину. Светало. Мартин постарался загнать фургон как можно глубже во двор. Со всех сторон его обступали соседние дома, стоявшие очень тесно – каждый, проснувшийся от топота копыт, мог выглянуть из окна и увидеть ее. Фасад дома выходил на улицу, а дальше расстилалась лужайка. Мартин поманил ее, она пробралась на заднее крыльцо и юркнула в дом. Высокая белая женщина в ночной сорочке стояла в кухне, привалившись к обшитой дубовыми панелями стене. Не глядя на Кору, она отхлебнула лимонад из стакана, который держала в руке, и проронила:

– Угробить нас решил.

Это была Этель, жена Мартина.

Они жили в браке уже тридцать пять лет.

Пока он мыл над тазом трясущиеся руки, супруги не обмолвились ни словом, Кора поняла, что, когда она ждала его в балке у заброшенной шахты, Мартин с женой успели поскандалить по ее поводу, и у скандала наверняка будет продолжение после того, как они решат, куда ее спрятать.

Этель отвела Кору наверх, потому что Мартин должен был поставить фургон на место. Кора успела бросить быстрый взгляд на скромно обставленную гостиную, но вспомнив о предупреждении Мартина, ускорила шаг. Сквозь окна падали лучи утреннего солнца. Длинные выбившиеся из-под чепца седые волосы Этель доходили ей почти до пояса. Ее поступи Кора испугалась сильнее всего: женщина как будто плыла по воздуху, словно ненависть поднимала и несла ее вперед.

На верхней площадке лестницы Этель остановилась и произнесла, указав на дверь в умывальню:

– Быстро туда. От тебя несет.

Когда Кора вышла, ее отвели на чердак. Она чуть не ударилась макушкой в потолок тесной душной коморки, зажатый между двумя скатами островерхой крыши. Чердак за годы превратился в скопище старого хлама: поломанные стиральные доски, гора траченых молью одеял, стулья с продавленными сиденьями. В углу притулилась детская лошадь-качалка, обтянутая мохнатой шкурой.

– Это теперь всегда будет закрыто, – сказала Этель, показывая на окно в потолке.

Она пододвинула стоявший у стены ящик, встала на него и потянула на себя крышку потолочного люка.

– Ну же, пошевеливайся, – процедила она, скорчив мину. На незваную жиличку Этель так ни разу и не взглянула.

Коре отвели тесный закуток между потолком и кровлей: меньше ярда в высоту и четыре с небольшим ярда в длину. Чтобы высвободить себе жизненное пространство, она сдвинула к стенам стопки заплесневелых газет и пыльных книг. Было слышно, как Этель спускается по лестнице вниз, а потом снова поднимается на чердак. Она принесла еду, кувшин с водой и ночной горшок. Подавая все это через потолочный люк, Этель впервые встретилась с Корой глазами.

– Служанка все время ходит туда-сюда. Если она услышит хоть один звук, то донесет, и нас всех убьют. Сегодня к нам приезжает дочь с семьей. Они не должны узнать, что в доме есть посторонние. Это понятно?