Подвойский - [36]

…Пока Николай Ильич искал работу, Петербургский Комитет сообщил В. И. Ленину и ЦК, находившимся за границей, о новом перевалочном пункте для связи. В записной книжке Н. К. Крупской появился адрес: «С.-Петербург, Галерная, 5, кв. 17. Подвойский Николай Ильич».

Так Н. И. Подвойский стал адресатом для связи В. И. Ленина и ЦК с Петербургским Комитетом партии и депутатами-большевиками в Государственной думе. Задача была непростой. Письма шли зашифрованными, иносказательными, а подчас и написанными тайными чернилами. Николай Ильич должен был вскрывать их, расшифровывать адресата, разыскивать его. Иногда в письмах встречались и просьбы к нему лично: встретиться с кем-то, обсудить или выяснить какой-то вопрос. Корреспонденция за границу не могла быть адресована непосредственно В. И. Ленину или ЦК. Она шла через перевалочные пункты в Финляндии, Швеции и других странах. Николай Ильич должен был держать в памяти десятки зашифрованных имен, пунктов, организаций. Ошибаться он не имел права. Поэтому пришлось для сверки мельчайшим бисером, известными только ему значками записать эти данные на плотном листе бумаги. Нина Августовна как-то попыталась что-нибудь понять в нем, но не смогла.

— Этот листок ни один специалист не расшифрует, — смеялся Николай Ильич. — Все шифры раскрывают потому, что они созданы на основе какой-то системы. А тут системы нет. Людей я зашифровал именами крестьян из отцовского прихода — они мне с детства хорошо запомнились. Клички дал по сходству характеров. Мне все время, тоже с детства, кажется, что организации, улицы, города, страны имеют свой характер и даже вкус и цвет. Они мне кажутся живыми. Я их соответственно зашифровал по своему впечатлению. Записи сделаны частью по-латыни, частью на церковнославянском, по-русски. Эту тарабарщину никому не понять!

Заметим, что Николай Ильич за годы подполья так привык к такого рода записям, что применял их и после революции. В его рабочих блокнотах, а их остались многие десятки, нередко встречаются малопонятные мелкобисерные строки и целые странички. Их расшифровка с трудом удается лишь старшей дочери Н. И. Подвойского — Ольге Николаевне, которая потратила не один год на то, чтобы овладеть техникой записи Николая Ильича.

По поручению ЦК Николай Ильич активно включился в работу большевистской газеты «Звезда», основанной в 1910 году большевиком — депутатом III Государственной думы Н. Г. Полетаевым. Журналистика была для Подвойского делом новым. Но поскольку он умел решению каждой задачи отдаваться целиком, то и здесь дела у него заладились. Поэтому, когда в 1912 году усилиями В. И. Ленина создавалась ежедневная массовая газета партии большевиков «Правда», ЦК посчитал необходимым подключить к этой работе и Н. И. Подвойского. Ему был поручен труднейший участок — материально-техническое обеспечение «Правды» и, кроме того, участие в редактировании газеты, организация ее рабкоровской сети.

Первоначально он направил всю свою энергию на поиски и закупку оборудования, шрифтов, бумаги. Приходилось думать и о создании запасных баз газеты на случай возможных репрессий против нее и даже закрытия. Этому учил опыт издательства «Зерно», которое смогло работать много месяцев благодаря тому, что пользовалось не одной типографией, имело тайный склад.

С выходом первых номеров «Правды» круг обязанностей Н. И. Подвойского в газете расширился. Вместе с К. С. Еремеевым Николай Ильич редактировал материалы самого боевого и важного отдела «Правды» — отдела рабочих корреспондентов. По поручению редакции писал корреспонденции и передовые статьи. Кроме того, как все правдисты, он считал своим партийным долгом распространение газеты на заводах, организацию обсуждения рабочими ее материалов. Общаясь с рабочими, он постепенно сколачивал крепкий рабкоровский актив.

Если организаторская работа при неуемной энергии Николая Ильича была ему вполне по плечу, то выполнение чисто журналистских обязанностей требовало от него не только огромных усилий, но и настоящей, добросовестной учебы. Первые корреспонденции, а тем более передовые статьи ему приходилось не писать, а буквально вымучивать из себя, тратя на это немало времени, а ведь он привык ценить его больше всего.

…Однажды Николай Ильич пришел домой, принес с собой стопку небольших листков бумаги, сел к столу, пододвинул лампу с абажуром, положил перед собой свой любимый швейцарский хронометр и стал писать. Нина Августовна уложила детей и, стараясь не шуметь, возилась с посудой, с любопытством поглядывая на мужа, Николай Ильич что-то бормотал себе под нос, писал, перечитывал, вычеркивал, вставал и с отрешенным взглядом ходил по комнате. Потом садился и снова писал…Прошло часа два, а он все вымарывал листок за листком.

— Не получается? — сочувственно спросила Нина Августовна.

— Да, брат, верно говорят, что писать — не языком чесать. — Он встал, заходил по комнате. — Сам себе удивляюсь! Ведь сотни раз выступал перед людьми, притом перед всякими. Там мысли идут одна за другой. Слова сами собой приходят на ум, сцепляются друг с другом. И люди слушают, понимают, верят. А сяду писать, те же мысли, те же слова получаются какими-то деревянными, бесчувственными, не ложатся друг к другу. Вроде загорюсь, пишу, все идет, а прочитаю и вижу, что зробыв з дуба шпичку.