Подводная одиссея. «Северянка» штурмует океан - [34]

Теперь мы уверенно могли заявить, что зимнюю атлантическую сельдь на свет не приманишь, и если требуется разрабатывать новые виды лова, то надо искать какие-то другие способы привлечения рыбы. Об одном таком способе мы поговорим позже.

Две недели продолжались подводные наблюдения за сельдью. Они позволили накопить новый научный материал и сделать важные выводы. Мы не жалели, что вокруг нас была суровая и совсем не романтическая действительность с прозаическим предметом исследований – сельдью – на первом плане. Конечно, мы с удовольствием посмотрели бы на акул, осьминогов или гигантских кальмаров, но, как водится, это дело не столь уже далекого будущего, и они от нас не уйдут...

ДНЕМ И НОЧЬЮ

Эрзац-солнце. – «Осьминог» и «Рыбий глаз». – Брюхом вверх. – Охота за косяком. – Розовые ленты. – Рыбья серенада.

Шторм слегка утих. В полдень на край неспокойного моря выкатывалось солнце, и каждые четыре часа сменялись верхние вахтенные на мостике. Но наступили дни, когда вахту стояли по два часа и даже по часу. Понизилась температура, и стал холоднее ветер – неподдельный, полярный, обжигающий; на ограждении мостика, на поручнях и на мокрой одежде вахтенных появилась ледяная корка. В концу вахты на капюшонах меховых курток нарастали настоящие ледяные глыбы, но в этот момент приходила смена, чтобы через два часа выглядеть так же. Перед погружением все ограждение рубки превращалось в миниатюрный айсберг.

На досуге мы не раз обсуждали вопрос о необходимости написать о житье-бытье на подводной лодке.

— Я не против подводных лодок, – патетически восклицал Радаков, – но люди должны знать правду.

Напряженная работа ночью, изнурительная качка, не позволяющая нормально отдыхать, холод в отсеках – все это вызывало дополнительные расходы жизненной энергии. Стоило только отвлечься от дела, как сразу тянуло в сон. Другим следствием подводных условий было постоянное желание поесть. Несмотря на четырехразовое питание и отличный калорийный стол, аппетит огромной силы проявлял себя вскоре после обеда или ужина На «Северянке» ночью, в деловой тишине, в обстановке сосредоточенности и значительности любили покушать. Представьте себе:

В 12 часов по ночам

На камбузе варят картошку,

Не чистя, как утром, до дыр.

На ней почернений немножко

И серый походный мундир.

В 12 часов по ночам,

Когда умолкает пучина

И еле рокочут винты,

В центральном сгибаются спины

И звучно работают рты.

Наблюдения мы обычно заканчивали в 10 утра и до обеда отдыхали по возможности. Вы уже знаете, что коек и пригодных для сна выступов и безопасных механизмов с горизонтальной поверхностью не хватало на всех. Стоило кому-либо покинуть свое ложе, как вакуум тут же заполнялся другим. Никто, собственно, и не обижался – так поступал каждый.

Теперь об одежде. Перед выходом в море мы получили специальное обмундирование, которое носят экипажи подводных лодок. Поверх тонкого шерстяного белья мы надевали темно-синие рейтузы и фуфайки, а потом погружались в подходившие к подмышкам здоровенные штаны, подбитые мехом изнутри. Все это плюс меховая куртка с капюшоном, называемая «канадкой», и грубые яловые сапоги превращали нас в итоге в неповоротливых и на первый взгляд тепло одетых «полярников». Шапка предназначалась для появления на мостике, а в лодке мы носили так называемые фески – маленькие шерстяные шапочки, напоминающие академические. И все равно было прохладно. Чтобы нагреть подводную лодку—этот омываемый холодной водой огромный стальной резервуар, – потребовалось бы иметь на борту настоящую теплоэлектроцентраль. А где ее поместить? И поэтому температура в отсеках никогда не поднимается выше десяти градусов.

Итак, первая помеха сну – холод. Кроме него шумы множества механизмов, оглушающих команд из репродуктора, и струйки воды сверху – конденсат теплого внутриотсечного воздуха на холодном металлическом корпусе «Северянки». Традиционную флотскую формулу «Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте» мы приняли буквально и старались днем забраться в одну из кают командного состава во втором отсеке. Там было несколько комфортабельней и более спокойно, чем на койках носового отсека. Во всяком случае, как говорится, жить было можно, а Сережа Потайчук всегда утешал нас, напоминая, что факиры спали даже на гвоздях.

Особенно неуютно становилось во время зарядки аккумуляторной батареи. В надводном положении лодка сразу превращалась в своеобразные качели, и начинался сопровождающий зарядку всепроникающий искусственный сквозняк. Мощные вентиляторы, установленные рядом с дизелями, засасывали атмосферный воздух и, не допуская опасного скопления газов, выделяющихся из аккумуляторных элементов, гнали его по всем отсекам. Тут уже не спасали ни меховые куртки, ни защитная поза под одеялом – колени к подбородку – некое подобие вопросительного знака.

Спрятаться от холода в это время было негде. Что же мы делали? Привыкали. И привыкли – никто из нашей шестерки не заболел.

Если к холоду пришлось привыкать, то от умываний, наоборот, отвыкали. В океане заправиться водой негде, и из соображений экономии ее не подавали в магистрали умывальников по двое-трое суток. А в «умывальные» дни вода появлялась лишь на несколько часов. Разумеется, вся упомянутая выше обстановка наложила на нас некий отпечаток «дикости». Если бы кто-нибудь из нас – небритый, немытый, взъерошенный, в странном одеянии – попал в обычную обстановку, то, пожалуй, его бы приняли за «беглого каторжника» или за «снежного человека».