Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа - [354]

– Слушаю, – ответил Милон, привыкший с некоторых пор беспрекословно повиноваться Мармузэ.

Приехав в Лондон, Мармузэ оживил сэра Джеймса и сдал его на руки присланному за ним от аббата Самуила фениану, и затем дождался спокойно той минуты, когда его арестовали.

Когда Мармузэ был приведен и посажен в Ньюгет, то он продолжал уверять всех, что его взяли по ошибке и что он не Рокамболь, но, несмотря на это, сэр Роберт поторопился поместить его к Серому человеку.

К несчастью, сколько он ни старался, но ни Серый человек, ни вновь приведенный француз нисколько не выдали себя, и даже сам Барнетт все более и более убеждался, что Мармузэ действительно не знаком с Серым человеком.

Мармузэ, между тем, не торопился болтать с Серым человеком, потому что он знал, что у него еще будет достаточно для этого времени.

Только на другой день Рокамболь начал говорить с Мармузэ, и то на таком языке, который никому не был известен в Лондоне.

Этот язык в Париже известен под названием яванского.

Это даже не язык, а просто жаргон, на котором в Париже говорят все дамы полусвета.

Его можно образовать из всякого европейского языка, прибавляя к каждому слогу слов перед или после слогов ее, ва, ей.

Через два часа после этого Рокамболь знал уже все, что произошло в Париже, начиная с падения Лимузена и кончая чудесным спасением ирландки Дженни и ее сына.

В то время, когда они говорили по-явайски, к ним вошел губернатор Ньюгета и остановился, как окаменелый, на пороге.

Сэр Роберт смотрел то на настоящего, то на мнимого Рокамболя, но не мог ни слова понять из их разговора.

– На каком это условном языке вы говорите? – спросил он. – По-явайски, – ответил Рокамболь.

Тогда сэр Роберт вздумал проверить его слова и призвал одного арестанта, бывшего сперва в Индии и говорившего по-явайски.

– Дик, – обратился к нему губернатор, – говорите ли вы по-индийски (т. е. на хинди)?

– Так же хорошо, как и по-английски.

– А по-явайски?

– Отлично.

– Я призвал тебя для того, чтобы поговорить с этими джентльменами.

– Хорошо тебе было в Индии? – спросил Серый человек.

– Нет, – ответил Дик.

– Почему же?

– Так ты понимаешь, что они говорят? – спросил губернатор.

– Точно так, ваше превосходительство.

Когда Дика увели, то губернатор снова обратился к Рокамболю.

– Джентльмен, – сказал он, – вы бы лучше сделали, если бы во всем сознались.

– А!

– И, главное, сказали бы свое настоящее имя|, чтобы нам было можно представить вас поскорее в суд.

– И приговорить меня к смерти?

– Почем знать? – сказал сэр Роберт с обычным своим смехом. – Быть может, милость королевы распространится и на вас.

– Милость королевы?

– Да.

– Ладно, знаю я эту милость.

– Королева очень часто милует приговоренных к казни.

– А государственный секретарь Департамента юстиции не ратифицирует акта о помиловании, и вас все-таки вешают. Очень вам благодарен, ваше превосходительство.

– Вы вправе защищать свою жизнь, как вам угодно, – сказал сэр Роберт. – Покойной вам ночи.

Когда губернатор хотел уже уйти, то его остановил Мармузэ и потребовал, чтобы тот выслушал его.

– Что же вам угодно? – спросил губернатор.

– Чтобы меня освободили отсюда, так как я не то лицо, за которое меня принимают, – ответил Мармузэ.

– Это еще увидим.

– Смотрите, ваше превосходительство, не раскайтесь потом, я ведь буду искать удовлетворения.

Сэр Роберт почувствовал себя как-то неловко и вышел.

После его ухода Рокамболь сказал Барнетту, что часа через два его выпустят.

– Но, – сказал Барнетт, посмотрев на Серого человека с выражением глубокой преданности, – мне хоть бы и совсем не выходить отсюда.

– Полно, мой добрый друг, тебе надо уйти!

– Зачем же?

– Потому что ты здесь больше не нужен. Ты не говоришь по-явайски.

Затем Мармузэ обещал выдать ему двести фунтов стерлингов и велел ему прийти через три дня в кабак Ианстона.

Барнетт ничего не ответил, но внутренне поклялся служить Серому человеку и отдаться ему всей душой и телом.

Между тем сэр Роберт перевел Рокамболя и Мармузэ в такую комнату, где был устроен особенный аппарат, при помощи которого он мог слышать все, что они говорили.

Но, при всем его рвении и старании, и это не принесло ни малейшей пользы, так как оба арестанта разговаривали на таком языке, которого никто не мог понять.

Губернатор и Петерсон выходили из себя, но все-таки не могли ничего узнать.

В эту же ночь сэр Роберт был разбужен главным секретарем французского посольства, приехавшим лично требовать немедленного освобождения ошибочно арестованного друга.

Спустя полчаса после этого Мармузэ уже не было в Ньюгете, а сэр Роберт был в страшном волнении. Ведь Мармузэ мог потребовать от него значительного вознаграждения, и суд отнесется со всей строгостью к губернатору, столь опрометчивому в своих поступках. А сэр Роберт был ведь не богач. При этом он имел еще семейство…

Один только Рокамболь преспокойно улегся спать и не замедлил заснуть.

Выйдя из Ньюгета, Мармузэ нанял дом и лавку, находившуюся как раз напротив старого здания тюрьмы, затем повидался с аббатом Самуилом, который устроил так, что все главные начальники фениан собрались на сходку, где мисс Элен заявила им, что она только из-за Рокамболя, то есть Серого человека, перешла на сторону фениан.