Подвиг живет вечно - [12]

В детстве Костя считался заводилой ребят во всем рабочем районе Серпухова. Вихрастый паренек, чего греха таить, любил подраться и, когда набожная мать приводила в церковь на исповедь, попу всякий раз отвечал: «Грешен, батюшка», — и начинал рассказывать о драках. Поп нетерпеливо прерывал: «Хватит! Каждый раз об одном и том же… Отпущаю!» Возможно, в детстве и поп тоже любил подраться. Потом Макошин встречал святого отца, когда вернулся после ранения в Серпухов. Даже завел с ним дружбу и позже подбил уйти на фронт гражданской войны с рабочим отрядом. «Пропади он пропадом такой всевышний, — в сердцах сказал поп. — У меня брата убили белые… Расквитаться надо. Мне отмщенье…» И они ушли с отрядом. Поп дрался отчаянно, погиб от пули. С тех пор Макошин стал судить о людях не по роду их занятий, не по профессии, а по их совести, по отношению к жизни, к эксплуататорскому классу. В каждом он искал сердцевину, то, что движет поступками.

В гимназии Костя верховодил; учился только на пятерки, к наукам относился серьезно. Учителя восхищались его способностями, начальство освободило от платы за учение. Он рано начал зарабатывать на жизнь. После уроков натаскивал тупиц из состоятельных семей. Деньги приносил матери: ведь у него были малолетние братья и сестры, все хотели есть. Возможно, нужда и заставила крутиться-вертеться волчком, ценить каждую минуту, стремиться «выйти в люди». Сын рабочего окончил гимназию с золотой медалью! Уехал в Петербург, мечтая стать корабелом. Почему корабелом? Вид пароходов на Оке вызывал сладостное томление, тоску по далеким неизведанным краям, мечту о свободе. Дядя Филипп был кочегаром на пароходе, сюда пускали и Костю. Вид мощных машин поразил, но, как оказалось, он очень быстро понял принцип их устройства. Физически сильный, во время летних каникул помогал дяде Филиппу кочегарить, ходил в рейсы подручным до Волги, почти до Нижнего Новгорода. В институте, куда все же удалось поступить, Костю больше всего привлекали корабельные силовые установки, главные корабельные механизмы, вооружение.

Но все это — в прошлом, которое кажется таким далеким. Даже во время гражданской войны продолжал совершенствоваться, так как не доучился в институте из-за войны, возил с собой учебники. Потом увлекся авиацией. Решил: после войны уйду в авиацию!

После войны… Вот она и кончилась, война… Для многих. Но не для Макошина. Он идет по Константинополю. Во многом от его находчивости, выдержки зависит исход труднейшей операции, какую когда-либо приходилось ему проводить. Ответственное задание — вот как это называется! И Макошин вновь вспоминал о беседе с Дзержинским. «Мы обсудили ваш план. Приняли его… — сказал ему Дзержинский. — У вас будут надежные помощники. Да вы их, разумеется, всех знаете». Он предупредил Макошина, что в Константинополе действует так называемая «межсоюзная разведка», ведущая шпионаж против Советской России. «Межсоюзной» и следует опасаться прежде всего.

«Мы не сомневаемся в благоприятном исходе операции…» И то были не просто слова одобрения, Дзержинский давал понять: задание должно быть выполнено любой ценой!

…То и дело Константину встречались военные: белогвардейские офицеры, французы, англичане, американские матросы в белых накрахмаленных шапочках, сдвинутых на затылки. Янки поглядывали на белогвардейцев с презрением. Были тут итальянские и греческие офицеры, сенегальцы в синих французских мундирах., Оккупированный союзниками город кишел военными, они тут хозяйничали, а точнее, бесчинствовали. На расправу с непокорными турками обычно посылали сенегальцев, которые охраняли и беженские военные лагеря белогвардейцев в Галлиполи и Чаталдже. Подвал отеля «Арапьянхан» британская контрразведка превратила в следственную тюрьму, там арестованных подвергают, по слухам, ужасным пыткам.

Ему было известно также: гостиница «Пера», где проживают белые генералы, наводнена контрразведчиками, шпиками, наверное, существует и подвал, где «занимаются» всеми подозрительными. Но Макошину предстояло проникнуть именно сюда, в «Пера палас отель», иначе проведение операции сорвется, а это исключено.

Властителей Константинополя терзала тревога. На том берегу Босфора, за Ускюдаром, за темными кипарисовыми лесами, по сути, начиналась зона Мустафы Кемаля. Вот почему союзники приходили в неистовство, подозревая в каждом прохожем, даже в каждом турецком полицейском сочувствующего. Посредине пролива, у выхода в Мраморное море, ближе к восточному берегу, высилась Девичья башня. Здесь зорко нес охрану французский патруль, задерживая для досмотра каждое судно, каждую фелюгу. Задерживают не только турок, но и русских, так как солдаты и казаки, бежавшие из военных лагерей, норовят переправиться в Ускюдар, лелея несбыточную мечту пешком до горам добраться до Кавказа. Каждый солдат или казак, разгуливающий по Константинополю, считается беглым. Да и кем он еще может быть? По городу расставлены патрули, то и дело проезжают в грузовых автомобилях вооруженные полицейские. В самом воздухе, казалось, разлита опасность. Константин шел, не оглядываясь. Оглядывается тот, кто боится слежки. Инстинкт, которому он верил, успокаивал: все обойдется…