Подвиг майора - [8]

Собрав все силы, Гаврилов встал. Он понял, что сейчас примет свой последний бой с врагами, и приготовился встретить смерть, как положено солдату и коммунисту. Он положил рядом свои пять гранат и взял в руки пистолет — свой командирский «ТТ».

Немцы не заставили себя долго ждать. Прошло не более пяти минут, и по амбразурам каземата ударили немецкие пулемёты. Но обстрел снаружи не мог поразить его — бойницы были направлены так, что приходилось опасаться только рикошетной пули.

Потом донеслись крики: «Рус, сдавайся!» Он догадался, что солдаты приближаются к каземату, осторожно пробираясь вдоль подножия вала. Гаврилов выждал, когда крики раздались совсем рядом, и одну за другой бросил две гранаты — в правую и левую амбразуры. Враги кинулись назад, и он услышал чьи-то протяжные стоны — гранаты явно не пропали даром.

Через полчаса атака повторилась, и, снова расчётливо выждав, он бросил ещё две гранаты. И опять гитлеровцы отступили, но зато у него осталась только одна, последняя граната и пистолет.

Противник изменил тактику Гаврилов ждал нападения со стороны амбразур, но автоматная очередь прогремела за его спиной — один из автоматчиков показался в дверях. Тогда он метнул туда последнюю гранату. Солдат вскрикнул и упал. Другой солдат просунул автомат в амбразуру, и майор, подняв пистолет, дважды выстрелил в него. Дуло автомата исчезло. В этот момент что-то влетело в другую бойницу и ударилось об пол — блеснуло пламя взрыва, и Гаврилов потерял сознание…

Несколько лет назад вместе с бывшими защитниками крепости, живущими сейчас в Москве, мне пришлось выступать перед работниками одного из крупных московских научно-исследовательских институтов. Речь шла о событиях Брестской обороны, и я рассказал им подробно историю подвига и пленения майора Гаврилова.

После того как участники обороны поделились своими воспоминаниями, председатель собрания предоставил слово научному сотруднику института инженеру Шануренко. Мы уже привыкли к тому, что в заключение таких встреч обязательно выступает кто-нибудь из слушателей, обращаясь к защитникам крепости со словами привета и благодарности.

Однако выступление Шануренко было необычным, и с первых же его слов мы все насторожились.

— Я с особым волнением слушал рассказ о майоре Гаврилове, — сказал инженер. — Дело в том, что 23 июля 1941 года, когда Гаврилова взяли в плен и доставили в лагерь близ Бреста, я находился там среди наших пленных. Я помню, как немецкие солдаты пронесли мимо нас носилки, на которых лежал какой-то, словно высохший, весь чёрный, до предела истощённый человек в изодранной одежде командира. Он казался неживым, но нам объяснили, что этот командир только ранен и потерял сознание, а всего час назад он с необыкновенным упорством сражался в крепости один против десятка гитлеровцев.

Шануренко рассказал, что, после того как носилки унесли в госпитальный корпус лагеря, к пленным подошёл приехавший немецкий генерал и сказал:

— Сейчас в лагерь доставлен герой Красной Армии майор Гаврилов. Сражаясь в крепости, он показал высокую доблесть и мужество. Немецкое командование уважает героизм даже в противнике. Поэтому мы приказали поместить майора Гаврилова в отдельную комнату и доставлять ему пищу из нашей офицерской кухни.

Это свидетельство Шануренко было весьма интересным. Однако вся последующая история майора Гаврилова показывает, что красивые фразы гитлеровского генерала остались чистейшим лицемерием и позёрством.

Первое, что увидел Гаврилов, придя в себя, был штык немецкого часового, дежурившего у дверей комнаты. Он понял, что находится в плену, и от горького сознания этого снова лишился чувств.

Когда он окончательно очнулся, ему действительно принесли какой-то обед. Но он не мог глотать, и эта пища была ни к чему. Спасая его жизнь, наши пленные врачи стали применять искусственное питание.

Как только мысли Гаврилова прояснились, он первым делом подумал о своих документах. Успел ли он уничтожить их? Или они попали в руки фашистов и тогда враги знают, кто он такой?

Гаврилову припомнилось, что там, в каземате, уже полубреду, в моменты, когда сознание возвращалось к нему, он всё время думал о том, чтобы уничтожить свои Документы. Но сделал ли он это, вспомнить не удавалось.

Едва лишь силы вернулись к нему настолько, что он смог шевелить рукой, Гаврилов тотчас же ощупал нагрудный карман своей гимнастёрки. Документов при нём не было. И он решил, что на всякий случай назовёт вымышленное имя.

Через несколько дней пришли два немецких солдата. Его подняли с койки и потащили на допрос. В канцелярии лагеря его ждал какой-то эсэсовский оберштурмфюрер. Гаврилова усадили около стола. От слабости в глазах плыли радужные круги, и он едва удерживался на стуле.

— Фамилия? — спросил через переводчика эсэсовец.

— Галкин, — слабым голосом ответил пленный.

Офицер с силой стукнул кулаком по столу.

— Nein! Gavrilov! — закричал он угрожающе.

Стало ясно, что документы были захвачены гитлеровцами. Но Гаврилов решил отпираться до конца.

— Звание? — последовал новый вопрос.

— Лейтенант, — сказал Гаврилов. — Лейтенант Галкин.

— Nein! Major! — уже яростно заревел эсэсовец и, вскочив с кресла, ударил Гаврилова кулаком в лицо.