Подвенечное платье [Сборник рассказов] - [29]

Она попыталась храбро улыбнуться: теперь их ссора уже не казалась ей такой уж важной и значительной. Какой толк в том, что ее жизнь была полной и интересной, а жизнь Мэри — беспросветной, — ведь они были молоды когда-то, а теперь обе они старухи.

Очень веселое Рождество

После полуночи в канун рождества сотни людей молились у колыбели младенца Иисуса, стоявшей с правой стороны алтаря под вечнозелеными ветвями в церкви Святого Малахия. В ту ночь шел сильный снег, и к колыбели, через всю церковь, тянулась слякотная дорожка. Сильванус О'Мера, старый смотритель, который помогал сооружать колыбель, и отец Горман, тучный, краснолицый и вспыльчивый приходский священник, — оба сошлись на том, что в их церкви никогда еще не было столь похожего, словно настоящего изображения младенца Иисуса, его колыбели и уголка вифлеемских ясель.

Но ранним утром рождественского дня отец Горман примчался к О'Мера с бледным, без кровинки лицом, возбужденно размахивая руками. Увидев смотрителя, он воскликнул:

— Приключилось нечто ужасное! Где Иисус-младенец? Колыбель пуста!

Старик О'Мера, который верил в чудеса, отличался набожностью, простодушием и считал себя самым близким к богу человеком в церкви, страшно удивился и лишь прошептал:

— Кто же мог его взять и зачем?

— Посмотри сам в колыбель, если не веришь.

С этими словами священник схватил смотрителя за руку и потащил за собой в церковь. Колыбель была пуста — фигурка младенца Иисуса исчезла.

— Кто-то взял ее, конечно. Не улетела же она сама! Но кто? Вот в чем вопрос, — сказал священник. — Когда ты ее видел в последний раз?

— Знаю, что ночью она была здесь, — ответил О'Мера, — потому что после полночной мессы, когда все ушли, я видел, как миссис Фаррел и ее мальчуган стояли здесь на коленях и молились, а когда они поднялись, я пожелал им веселого рождества. — Может, она взяла?

— Какая глупость, О'Мера. Миссис Фаррел самая богобоязненная женщина в приходе. Я приглашен к ним сегодня на рождественский обед.

— Я заметил, что она собиралась было уже идти домой, но ее мальчуган захотел остаться и все молился у колыбельки; после того, как они ушли, я сам прочитал несколько молитв и младенец Иисус был все еще на месте.

Ухватив О'Мера за руку, священник возбужденно зашептал:

— Это определенно дело рук коммунистов или атеистов. — Он весь побагровел. — Уже не первый раз они наносят нам удар, — выпалил он.

— А зачем коммунистам фигурка младенца Иисуса? — наивно спросил О'Мера. — Вряд ли они хотели бы, чтоб фигурка напоминала им, что всевышний заодно с ними. Думаю, они бы не стерпели, что Он с ними заодно.

— Э, они взяли фигурку, чтобы посмеяться над нами и осквернить церковь. О'Мера, ты, кажется, забыл, в какое время мы живем. А почему они устроили пожар в церкви?

О'Мера ничего не ответил: он был очень предан отцу Горману, и ему не хотелось напоминать священнику, что происшедший несколько месяцев назад небольшой пожар в церкви начался от окурка сигареты, который отец Горман оставил в кармане, когда переоблачался в церковное одеяние; не зная, что сказать, он помолчал немного, а потом прошептал:

— А может, кто-нибудь и вправду захотел утащить от нас Бога, как вы думаете?

— Лишить нашу церковь Бога?

— Ага. Утащить Его.

— Да разве можно утащить Бога из церкви? — Оставь эти глупости, старик.

— Но все-таки мог же кто-нибудь задумать такое, понимаете?

— О'Мера, ты рассуждаешь, как идиот. Неужели, тебе не понятно, что, говоря так, ты играешь на руку атеистам? Разве изображение Бога есть Бог? Разве мы поклоняемся идолам? Нет. Чтоб я больше этого не слышал! Если, коммунисты и атеисты однажды пытались поджечь церковь, они не остановятся, пока не осквернят ее. О господи, почему на мою церковь ниспадают все эти прегрешения? — Вне себя от волнения, он бросился из церкви, крикнув: — Позвоню в полицию!

Все это предвещало ужасное рождество для прихода. Явились полицейские и приступили к опросу. Примчались корреспонденты. Они фотографировали церковь, отца Гормана, который накануне произнес проповедь, напугавшую прихожан, ибо, войдя в раж, он принялся со свойственным ему красноречием клеймить осквернителей храма господня. Мужчины и женщины в праздничной одежде, выйдя из церкви, сокрушенно качали головами. Всем хотелось знать, как поступит вор с фигуркой младенца Иисуса. Все они были оскорблены в своих лучших чувствах, взволнованы и терялись в догадках. Да, теперь уж на много лет вперед будет о чем поговорить за рождественскими обедами.

Но Сильванус О'Мера уединился от всех и страдал от глубокой печали. Время от времени он заходил в церковь и заглядывал в опустевшую колыбель. Его обуревали страшные предчувствия. Одна мысль о том, что кто-то собирается Его обидеть, рассуждал О'Мера, уже причинила бы боль всевышнему. А каково Ему пережить такое оскорбление? Накануне ночью О'Мера чувствовал, что сам всевышний витает над колыбелью, а сейчас Он, наверное, покинул церковь. И не потому, что исчезла фигурка младенца Иисуса, рассуждал О'Мера, а потому, что кто-то осквернил это место и тем оскорбил всевышнего. Да, убеждал он себя, могут быть такие деяния, которые вынуждают Его покинуть святое место. Трудно, очень трудно знать, где находится всевышний. Конечно, Он всегда в церкви, но куда же подевалась та частица Его, которая витала у колыбели?