Подвенечное платье - [38]

После обеда Анфиса набралась-таки смелости и поинтересовалась у Александра, удалось ли ему передать известной лишь ему даме приглашение на сегодняшний ужин. Мужчина, явно не испытывавший энтузиазма по поводу предстоящего спектакля, срежесированного Анфисой в одиночестве, лишь угрюмо кивнул в ответ. Вид у него был довольно отстраненный, создавалось впечатление, будто бы все нужные ему выводы он уже для себя сделал, а потому лишь спокойно ждал, когда Анфиса успокоится, вдоволь наигравшись в сыщика.

Вот и настало время ужина.

Анфиса спустилась в столовую раньше всех. Cостояние ее, пожалуй, можно было сравнить с тем, какое бывает у детей рожденственским утром. Она была уверена, что сегодня ее ждут ответы на все вопросы, хотя и не была уверена, что эти ответы в полной мере смогут оправдать ее ожидания. Войдя в столовую и заметив вначале хмурый взгляд Александра, а потом встретившись глазами с купцом, на Анфису в сотый раз нахлынули сомнения в том, правильно ли она поступает: обнажая тайны и секреты стоящих перед нею мужчин.

Часы в столовой пробили семь, но ни одна из «родственниц» Анфисы так и не явилась. Девушка вопросительно посмотрела на Александра, но тот лишь флегматично пожал плечами. Еремеев деликатно промолчал, хотя Анфиса успела хорошо изучить его привычки и знала, что ужинать купец любил строго в одно и то же время. Прошло еще несколько томительных минут, прежде чем распашные двери столовой открылись, и горничная, слегла поклонившись, объявила:

– Госпожа Лужина Александра Антиповна.

Вслед за горничной в гостинную вошла необычайно эффектная дама неопределенного возраста. Идеальная осанка ее свидетельствовала об исключительной способности держать себя на публике, а взгляд быстрый и пронизывающий насквозь говорил о проницательности и внимании к деталям. Женщина была одета в невероятно роскошное атласное платье сложного оттенка, казавшегося одновременно и темно-лиловым, и винно-красным. Быть может, именно этот необычный цвет в туском свете передней показался Анфисе фиолетовым той самой ночью, когда она впервые увидела эту женщину в компании Александра.

Александра Антиповна выглядела так ярко и молодо, что на мгновение Анфиса запереживала, что ошиблась в своих подозрениях. Что, если Александр все-таки слукавил на счет отсутствия у данной дамы к нему романтического интереса? Но глупая вспышка ревности тут же прошла, когда купец развернулся к гостье лицом. Дружелюбная улыбка Еремеева, явно заготовленная для кого-то другого, моментально сползла, когда он увидел, кто именно вошел в столовую.

Ошибиться было невозможно. Лужина стремилась произвести впечатление не на Александра, а на Петра Ивановича.

К чести Еремеева, ему довольно быстро удалось взять себя в руки и перехватить инициативу в разворачивавшимся спектакле:

– Анфиса Алексеевна, а я и не подозревал, что вы состоите в родстве с Александрой Антиповной. Какой сюрприз!

Анфиса замялась:

– В весьма дальнем родстве, нужно признаться…

Лужина хмыкнула, помогать девушке выкручиваться из сложившейся ситуации явно не входило в ее планы.

Чтобы хоть как-то отвести внимание Еремеева от столь щекотливой темы, Анфиса стала извиняться за опоздание своей второй родственницы, говоря, что та уже не молода, и уговаривать купца подождать вторую гостью еще немного, исключительно из уважения к ее возрасту. Однако, cбить Петра Ивановича с толку было совсем непросто, он определенно был знаком с Лужиной и теперь прямыми и косвенными вопросами пытался понять, как много было известно о ней самой Анфисе.

– А почему же вы раньше не рассказывали о том, что приходитесь родственницей такой большой знаменитости, как Александра Антиповна?

Анфисе пришлось рискнуть и высказать свое предположение, об Александре Антиповне Лужиной ей действительно до сих пор слышать не доводилось.

– Как вы знаете, с шести лет я воспитывалась в Институте и слава Александры Антиповны за это время, успела пройти, поэтому я и не сочла необходимым упоминать о нас с нею.

В этот момент голос подала сама Лужина, по всей видимости, не любившая, когда ее обсуждали в третьем лице, а может, просто слишком болезненно отреагировав на комментарий по поводу своей минувшей популярности.

– Поразительная бестактность! Не прошло и двадцати лет, как имя примы императоркого театра забыто. Мои завистники сделали все возможное, чтобы стереть даже воспоминание обо мне.

Анфиса чуть не запрыгала от восторга. Последний, такой желанный и необходимый кусочек мозайки наконец-то был в ее распоряжении. Ну конечно! Перед ней актриса, вероятно, совсем неплохая, раз была способна к таким удивительным перевоплощениям…

Не скрывая своего одушевления, Анфиса довольно резко развернулась и обратилась к Петру Ивановичу:

– Прошу меня простить. Я только что впомнила, что вторая приглашенная на ужин дама прислала мне записку с извинениями. Состояние ее здоровья не позволит ей присутствовать на ужине сегодня. Как же я могла об этом забыть!?

Все присутсвующие в столовой посмотрели на Анфису с явным недоумением. Поверить в то, что она, только что просившая всех проявить снисхождение в отношении опаздания пожилой дамы, могла позабыть о том, что эта самая дама прийти не сможет, было невозможно. Прежде рассудительная Анфиса никогда не позволяла себе таких странных выходок. Ереемеев хотел было уже расскрыть рот, чтобы что-то на это ответить, но тут дверь в столовую снова распахнулась и вошедший в комнату лакей протянул Анфисе поднос с небольшой карточкой.