Подвенечное платье - [36]

Пережив на следующий день ничем не примечательный завтрак, занятия с девочками, а после обед и ужин, за которыми не происходило ровным счетом ничего, Анфиса совершенно истрепала себе нервы, а потому вечером, уже после того как все поднялись из-за стола, обратилась к купцу с неожиданной просьбой:

– Петр Иванович, могу я попросить вас о небольшом одолжении?

Купец собирался посидеть перд сном с газетой, и вторжение гувернантки его весьма удивило.

– Анфиса Алексеевна? Да-да, конечно. Прошу вас, только не говорите, что вы тоже собрались замуж! Найти замену одновременно и вам, и Софье Петровне будет решительно невозможно.

Говоря это, купец улыбался, что должно было бы свести его слова к шутке, но в голосе проскальзывали нотки, говорившие об искренней обеспокоенности.

– Нет, тут дело совершенно в ином. Как вам должно быть известно, я круглая сирота, но, по счастливой случайности, обе дамы, состоящие со мной в некотором родстве, сейчас в Петербурге, и я хотела попросить у вас разрешения пришласить их на ужин. Это совершенно исключительный случай. Могу вас заверить, что эти дамы – единственные мои родственницы, и вряд ли еще когда-нибудь смогут навестить меня в столице.

Просьба была дерзкой, и Анфиса нисколько бы не удивилась, если бы купец ей отказал. Но расположение духа у Петра Ивановича было на редкость благодушное, и он без лишних разговоров предложил Анфисе пригласить гостей на ужин послезавтра, добавив, что ему и самому будет крайне интересно познакомиться с её родственницами.

Александр, все это время находившийся в той же комнате и имевший возможность слышать разговор между Анфисой и купцом, удивленно поднял на нее глаза, заподозрив, что это внезапное желание повидаться с семьей неслучайно. В ответ же Анфиса лишь выразительно указала ему взглядом на настенный часы, надеясь, что управляющий правильно поймет ее намек и примет приглашение сегодня ночью снова встретиться с ней в библиотеке.

***

Взяв из комнаты многострадальный атлас и вложив в него письмо Еремеевой, Анфиса с замиранием сердца спустилась в малую гостиную – библиотеку. На этот раз Александр не дремал в кресле, а напротив, рассхаживал взад-вперед вдоль стеллажей, как жищное животное в клетке зоологического сада. Анфиса понимала, что в очередной раз испытывает терпение дорогого ей человека, совершенно осознанно вмешиваясь в его дела. Она рассчитывала только на то, что, делая шаг Александру навстречу, сможет убедить его последовать ее примеру, и он тоже сможет довериться ей.

Заметив, что Анфиса вошла в комнату, но все еще не желая поворачиваться к ней лицом, Александр начал разговор довольно агрессивно:

– Вы все-таки не способны отказаться от своего расследования, даже несмотря на то, что еще вчера просили у меня прощения и признавали, что вторглись в вопросы, не имеющие к вам ни малейшего отношения!

– … а вы меня убедили, что у меня есть основания интересоваться этими, как вы выразились, вопросами.

Александр снова прошелся пальцами по голове, разделяя густые темные волосы на равные части. Жест этот, пожалуй, только и мог выдать некоторую его неуверенность, так как голос и выражение лица мужчины всегда оставались невозмутимыми.

Интуитивно поняв, что спор не приведет ни к чему хорошему, Анфиса как можно мягче добавила:

– Вы знаете, с какой теплотой я отношусь к вам, и именно от этого мне больно видеть, что вы не можете быть со мной до конца откровеным.

Она вытащила из увесистого атласа письмо и протянула его Александру, который наконец-то развернулся к ней лицом, хотя все еще выглядел раздраженным.

– Это письмо мне передали на ужине у Кайсаровых, когда вы ненадолго отлучились из-за стола. Мне кажется, единственной причиной отдать его мне было желание отправителя, чтобы я повлияла на вас, и вы потребовали от Еремеева официального признания вашего родства.

Александр бегло прочитал письмо.

– Какая подлость! Попади оно ко мне раньше, я бы уже давно с ним разобрался!

Анфиса поняла, что речь идет о Еремееве и его возможной причастности к смерти жены. Она взяла Александра за руку, призывая к спокойствию.

– Я понимаю ваши чувства, но если вы прочтете письмо внимательнее, то поймете, что само по себе оно никого не изобличает, а лишь свидетельствует о том, что покойная была уверена в вашем родстве с Еремеевым.

Александр немного успокоился, еще раз перечитал письмо и уже куда более ровным голосом спросил.

– Вы же понимаете, что я не могу вернуть его вам?

– Конечно, и я не стала бы вам его показывать, если бы не хотела отдать. Тайна вашего рождения – это исключительно ваша тайна, и никто, кроме вас, не должен решать, стоит ли об этом знать кому-либо еще.

– Благодарю.

Александр небрежно сложил письмо и положил его в самый дальний внутренний карман домашнего пиджака. Он был ни капли не удивлен известию о том, что Еремеев приходится ему родным отцом. Вероятнее всего ценность письма для Александра, как и предполагала Анфиса, была совсем в другом – а именно в том, что покойная жена купца предчувствовала свою гибель. Не случайно же Александр высказал сомнения в причине ее смерти тогда на Смоленском кладбище?