Подвалы кантовской метафизики: Дедукция категорий - [47]
Итак, дедукция "снизу" находится в зависимости от результатов дедукции "сверху". Но не менее интересно и другое обстоятельство. А именно, поскольку, с одной стороны, цели трансцендентальной дедукции достигаются уже при доказательстве, что все явления подчинены категориям, с другой же стороны, ввиду того, что оказывается, что одного лишь рассмотрения компонентов "действительного опыта" недостаточно для подобного вывода, неизбежно возникает вопрос: зачем Кант вообще включил в основной текст дедукции экспликацию синтезов схватывания и воспроизведения, выделив ее к тому же в самостоятельное исследование, дублирующее по своим результатам главное доказательство, которое изложено в дедукции "сверху"?
Сомнения по поводу необходимости подобного включения еще более усиливаются, если обратить внимание на положения, которыми Кант обрамляет аргументативную часть дедукции "снизу". Обозначив цели этой дедукции, Кант дает понять, что будет отталкиваться в своем анализе от восприятий как связанных с сознанием явлений (там же). Завершает же Кант аргументативную часть дедукции "снизу" утверждением, что "только благодаря тому, что я отношу все восприятия к одному сознанию (первоначальной апперцепции), я могу по поводу всякого восприятия сказать, что я сознаю его" (А 122), и выводом: "Итак, объективное единство всякого (эмпирического) сознания в одном сознании (первоначальной апперцепции) есть необходимое условие всякого возможного восприятия и сродство всех явлений (близкое и отдаленное) есть необходимое следствие синтеза воображения, a priori основанного на правилах" (А 123).
Приведенные положения мало чем отличаются от тезисов дедукции "сверху", начинающейся с положения "все созерцания есть для нас ничто и нисколько не касаются нас, если они не могут быть восприняты в сознании" (А 116), и принципа единства наших представлений в чистой апперцепции: "всякое эмпирическое сознание имеет необходимое отношение... к осознанию меня самого как к первоначальной апперцепции" (А 117), и продолжающейся рассмотрением априорного синтеза воображения, определяемого категориями (А 118-119).
Ввиду явного сходства фундаментальных положений дедукций "снизу" и "сверху" возникает несколько вопросов. Поскольку именно упомянутые тезисы играют решающую роль в доказательстве необходимого отношения явлений к рассудку, и так как они могут быть развернуты без анализа компонентов "действительного опыта", то можно ли вообще говорить о существенном различии аргументативной структуры дедукций "сверху" и "снизу"? И какой все же смысл имеет включение в дедукцию "снизу" рассмотрения эмпирических синтезов воображения, никак не способствующего доказательству необходимой связи чувственности и рассудка?
Все эти вопросы сводятся к одному: какие мотивы заставили Канта вычленить дедукцию "снизу" в особое исследование в рамках субъективной дедукции категорий?
Сама идея обособления дедукции "снизу" возникла у Канта на очень поздних стадиях работы над первым изданием "Критики чистого разума". Во всяком случае, в подготовительном варианте трансцендентальной дедукции, созданном в начале 1780 года (LBl B12) и во многом совпадающем с дедукцией, вошедшей в 1781 году в окончательную редакцию первого издания "Критики", отсутствуют ясные признаки вычленения двух направлений дедукции. Представленная там аргументация является, по сути, прототипом дедукции "сверху" из первого издания (см. XXIII: 18-19). Что же касается эмпирических синтезов схватывания, репродукции и рекогниции, обсуждение которых составляет отличительную часть дедукции "снизу", то, хотя синтез схватывания неоднократно упоминается Кантом уже в первой "редакции" полной субъективной дедукции в 1775 году (см. XVII: 656, 658, 662), а синтез репродукции подробно разбирался им в рамках "эмпирической психологии" в лекциях по метафизике конца семидесятых годов (XXVIII: 236, 237), первый намек на возможность специального рассмотрения всех этих синтезов в качестве отдельной фазы дедукции содержится лишь в одной из поздних черновых записей Канта, сделанной, по-видимому, уже в процессе создания окончательного варианта первого издания "Критики" (XVIII: 267-268).
Если признать, что к выводу о необходимости вычленения двух направлений трансцендентальной дедукции Кант пришел лишь накануне или даже во время написания "Критики чистого разума", которое заняло, как известно, "4 или 5 месяцев" (8: 506, 513) в середине 1780 года, то нет ничего удивительного в том, что в первом издании "Критики" ему не удалось до конца ни прояснить смысл различения дедукций "сверху" и "снизу", ни провести четкую границу между ними.
Допустим, что мотивы, побудившие Канта сделать указанное различение, были достаточно сильны и сохранили свое значение вплоть до выхода в свет второго, переработанного издания "Критики чистого разума" в 1787 году. В таком случае не исключено, что в дедукции второго издания эти мотивы получили более четкое объяснение и реализацию.
Проверим эти предположения на текстах дедукции из второго издания "Критики". Первое, что бросается в глаза: Кант и во втором издании выделяет две стадии дедукции, а именно, начальную и завершающую (В 144-145, 159). Более того, так же как и в первом издании, исходным пунктом начальной стадии является понятие чистой, или первоначальной апперцепции (В 132), завершающую же стадию Кант начинает с рассмотрения синтеза схватывания (В 160). Наконец, итогом как начальной, так и завершающей стадии дедукции является доказательство необходимого подчинения категориям всех эмпирических созерцаний (см. В 143, 159-161).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга посвящена обсуждению "трудной проблемы сознания" — вопроса о том, почему функционирование человеческого мозга сопровождается субъективным опытом. Рассматриваются истоки этой проблемы, впервые в четком виде сформулированной австралийским философом Д.Чалмерсом в начале 90-х гг. XX века. Анализируется ее отношение к проблеме сознание — тело и проблеме ментальной каузальности. На материале сочинений Дж. Серла, Д.Деннета, Д.Чалмерса и многих других аналитических философов критически оцениваются различные подходы к загадке сознания.
Мы предлагаем вашему вниманию цикл лекций "История новоевропейской философии", читавшегося Вадимом Валерьевичем Васильевым на спецотделении философского факультета МГУ в 1999 — 2000 годах. Все, что делает Вадим Валерьевич на наших глазах — предельно просто. Он, как Акопян, закатав рукава, дает нам пощупать каждый предмет. Наш Автор не допускает никакой двусмысленности, недоговоренности, неясности… Он охотно направляет наши руки, и уже и у нас что-то получается… Но как?! Этот вопрос, спустя несколько лет, заставил нас вернуться к распечаткам его лекций и снова окунуться в эпицентр европейского рационализма, ускользающая магия которого остается неодолимой и загадочной.
Сознание остается одной из главных загадок для философии и эксприментальной науки. Эта книга — попытка по-новому взглянуть па старый вопрос. Признавая успехи экспериментальных исследований сознания, автор тем не менее проводит свои изыскания и концептуальном ключе, пытаясь прояснить структуру и соотношение наших базовых убеждений о мире и о самих себе.Все мы верим в существование сознания у других людей, в то, что прошлый опыт можно использовать для прогнозов на будущее, в то, что в мире не бывает беспричинных событий и что физические объекты независимы от нашего сознания.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.