Подвалы кантовской метафизики: Дедукция категорий - [12]

Из письма к Герцу мы узнаем, что после того, как Кант осознал важность объяснения возможности необходимого соответствия чистых понятий рассудка и предметов, он приступил к целой серии исследований, часть из которых к февралю 1772 года была еще не завершена (2: 490). Но об одном, уже, по-видимому, полностью доведенным до конца, Кант рассказывает Герцу. Речь идет о систематизации чистых понятий разума, или рассудка, проведенной согласно принципам (2: 489). Между тем, судя по тексту "Пролегомен", именно систематизация категорий была первой кантовской реакцией на аргументы Юма, пробудившие Канта от "догматического сна" (4: 11-12). Поскольку из письма к Герцу становится ясно, что систематизация чистых понятий рассудка должна была ликвидировать упущения, обнаруженные Кантом в диссертации 1770 года, и так как систематизация же категорий была ответом на аргументы Юма, выведшие Канта из "догматического сна", то можно заключить, что "упущения", о которых говорит Кант в письме к Герцу, были замечены им при "непосредственном участии" Юма. С другой стороны, в "Пролегоменах" Кант дает понять, что юмовские аргументы напрямую затрагивали вопрос о происхождении рассудочных понятий (4: 10). Все это и означает, что "непредвиденная трудность" из письма к Бернулли, связанная с проблемой происхождения понятий рассудка, "упущение" из письма к Герцу и "пробуждение от догматического сна" действительно отсылают к одному и тому же событию, произошедшему, вероятнее всего, во второй половине 1771 года (4

).

Для выяснения деталей этого события достаточно обратиться к описанию юмовских аргументов, инициировавших "пробуждение от догматического сна". Это описание тоже находится в "Пролегоменах". Экспликация юмовских аргументов позволит выявить причины, приведшие к радикальному изменению кантовской философии в начале семидесятых годов, в частности, к возникновению проблематики трансцендентальной дедукции категорий.

План ближайших рассмотрений таков. После реконструкции юмовских аргументов, представленных в "Пролегоменах", ее корректность будет проверена эффективностью проведенного с ее помощью разбора некоторых неясных мест из письма к Герцу. Устранение неясностей будет критерием правильности предложенного истолкования. Наконец, будет показано, что аргументы, приписываемые Кантом в "Пролегоменах" Юму, действительно исходили от него. Займемся этими проблемами по порядку.

Согласно "Пролегоменам", "Юм отталкивался главным образом от... понятия связи причины и действия (Wirkung)" и "потребовал от разума, необоснованно утверждающего, будто он породил это понятие в своем лоне, ответить, по какому праву он мыслит себе, что нечто может быть таким, что благодаря его полаганию необходимо должно полагаться еще что-то другое". Юм "неопровержимо доказал, что для разума совершенно невозможно такую связь мыслить a priori и из понятий, так как эта связь содержит в себе необходимость, а между тем нельзя понять, каким образом от того, что нечто имеется, необходимо должно также быть нечто другое". Отсюда Юм сделал заключение, что "разум совершенно обманывает себя этим понятием и ошибочно принимает его за свое собственное детище, тогда как оно есть не что иное, как незаконнорожденное дитя (Bastard) воображения", "оплодотворенного опытом". Получается, что "разум совершенно не способен даже вообще мыслить подобные связи (так как в этом случае его понятия были бы просто вымыслами (Erdichtungen)), и что все его якобы a priori существующие познания суть не что иное, как обычные опыты, но неправильно обозначенные" (4: 8-9).

Приведенные цитации позволяют набросать примерную схему юмовских аргументов, оказавших столь существенное влияние на Канта. Во-первых, внимание Юма было сосредоточено на проблеме причинности. Во-вторых, Юм предпринял попытку доказать, что это понятие не может принадлежать разуму или рассудку, но возникает как незаконный продукт опыта и воображения. Мы видим, таким образом, некоторый аргумент, приводящий к заключению о нерассудочном происхождении понятия причинности. При этом надо отметить два обстоятельства. С одной стороны, очевидно, что именно вывод Юма о нерассудочном происхождении понятия причины представлял опасность для Канта и стал предметом его будущих исследований: "Вопрос был не в том, правильно ли понятие причинности, пригодно ли оно и необходимо ли для всего познания природы: в этом Юм никогда не сомневался; вопрос был в том, мыслится ли a priori это понятие разумом и имеет ли оно, таким образом, независимую от всякого опыта внутреннюю истинность... вот насчет чего Юм ожидал разъяснения. Ведь речь шла лишь о происхождении этого понятия, а не о необходимости его применения" (4: 10).

С другой стороны, к заключению о том, что понятие причинности является продуктом воображения, Юма привела некоторая аргументация, и встает вопрос об оценке ее Кантом. Будь она для него заведомо ошибочной, вывод, сделанный Юмом на ее основании, не таил бы в себе никакой угрозы для кантовской философии и не рассматривался бы Кантом столь серьезно. Верно, однако, и обратное: если бы юмовские аргументы были, по мнению Канта, безупречными, он не смог бы заявить об "опрометчивости" и "неверности" юмовских заключений (4: 9), а также и о том, что он "отнюдь не последовал за Юмом в его выводах" (4: 11). Из всего этого следует, что аргументация Юма рассматривалась Кантом как частично верная, или верная при каких-то условиях. Об этих условиях речь впереди, сейчас же обратимся к самим аргументам и продумаем их структуру.