Подвал. В плену - [32]

– Спасибо, что смогли ненадолго к нам зайти.

– Ничего страшного. Я ведь в данный момент не работаю.

Секретарша принесла им кофе. Из-за открытой двери донеслись отдаленные офисные звуки: быстрые шаги, телефонные звонки, на которые нужно ответить срочно, не дожидаясь обеденного перерыва. В коридоре «доброе утро» уже передало эстафету пожеланию приятного аппетита – и Вехтер почувствовал, что проголодался. Если у него случалась выездная встреча утром, то первая половина дня казалась бесконечно долгой.

– А коллеги, которая вчера приходила, сейчас нет? – спросила Джудит Герольд.

– Она в данный момент занята. Но не бойтесь, я и сам почти не кусаюсь, прямо как госпожа Шустер.

Джудит внимательно посмотрела на него. Вехтер отвечал на ее взгляд дольше обычного, пытаясь определить цвет ее глаз: зеленый, карий или янтарный? Он так и не смог решить. Веки были подведены карандашом, который больше подошел бы молодой девушке и казался на ее лице неуместным. Когда Вехтер осознал, что слишком долго не отводит взгляд, он прикрыл глаза. Потом снова посмотрел. Может, все-таки янтарный?

– Я вчера уже все рассказала вашей коллеге.

– Тем лучше, тогда много времени нам не понадобится. Мне бы хотелось узнать побольше о друзьях Розы Беннингхофф и ее семье. Вы ведь были очень близки, правда?

Уголок ее рта опустился, на лицо упала тень.

– Я не знаю, существовали ли люди, которые были ей близки.

– Кто вам приходит на ум? Вы, Лорен Баптист… кто еще? Мы нашли адресную книгу госпожи Беннингхофф, но нам хотелось бы узнать, кто из адресатов на самом деле играл некую роль в ее жизни, а кто нет.

– Вы переоцениваете мое значение. Я была всего лишь соседкой, с которой она могла мило поболтать.

– Вот как? Вы сказали госпоже Шустер, что виделись с убитой почти каждый день, обо всем говорили.

– Вы меня допрашиваете, господин Вехтер? – Ее глаза блеснули зеленым, они меняли цвет в искусственном освещении его кабинета, словно кольцо настроения[18].

– Нет-нет, я просто беседую с вами, не бойтесь. – Вехтер откинулся на спинку стула и сложил руки на животе. – Я просто хочу выяснить, с кем контактировала госпожа Беннингхофф. Друзья, родственники, враги… Имена какие-нибудь.

Джудит улыбнулась, тень с ее лица исчезла.

– Я ничего не боюсь. Но и имен, кроме тех, что я вам назвала, больше не знаю.

Она сидела на стуле, выпрямив спину, и не сводила с него глаз. От этого у Вехтера складывалось впечатление, что он находится на экзамене. Он только не мог определить, сдал его или провалился.

– Кто к ней приходил? Кроме вас и Баптиста?

– Я не помню, чтобы к ней приходили гости. Она жила очень уединенно и была рада этому покою. Я не знаю ни одного человека, которому требовалось бы столько покоя.

И, сколько бы он ни обхаживал Джудит Герольд, комиссар все равно не мог заставить ее рассказать о личной жизни Розы Беннингхофф. Если она и знала какие-то подробности, она прятала их, как наседка прячет яйца.

– Возможно, госпожа Шустер вас уже об этом спрашивала, да и я тоже, но я задам вам этот вопрос еще раз: у госпожи Беннингхофф были враги?

– Я думаю, нет, едва ли кто-то мог сблизиться с ней настолько, чтобы стать ее врагом.

«Но у кого-то это отлично получилось», – подумал Вехтер. Убийство – это ведь ультимативный акт враждебности. Этот человек был близок, слишком близок.

– У нее не было даже друзей. Кроме меня, если можно так сказать. Она с собственным братом не разговаривала.

Вехтер наклонился вперед, мысль об обеде как ветром сдуло.

– С братом? Каким братом?

– Ну, брат Розы. Он ведь живет в Мюнхене. Разве вы не знали?

В руке у Вехтера тут же появился телефон.

– Теперь мы это знаем.

Ханнес вошел в столовую и огляделся. Если бы он не нашел своих коллег, то вернулся бы за письменный стол. Он все равно прихватил обед из дома. Левое ухо усиливало все звуки, словно сабвуфер. Гиперакузия – так сказал ему врач, разновидность звона в ушах. Он словно попал под действие наркотиков. Звук сотен вилок, звеневших в тарелках, казался Ханнесу отголоском ада. Вехтер помахал ему. Он занял столик на четверых вместе с Элли и Хранителем Молчания. На тарелках у них лежала не поддающаяся распознаванию снедь.

Ханнес с сочувствием взглянул на нее.

– Дежурные блюда?

– К сожалению, – ответил Вехтер.

– И что дают?

– А разве не видно? Картошку с… хм…

– На твоей тарелке что-то умерло. Прими мои соболезнования.

Невозможно представить, что раньше он тоже питался чем-то подобным. Мертвое животное, жидкости, содержавшиеся внутри коровы.

– Я тоже не знаю, что это за мясо.

– Кто-нибудь видел нашу кошку сегодня?

– Ну-ка вы двое, заткнитесь! – Элли опустила вилку. – Я хочу это съесть. А ты вообще ничего не ешь?

Ханнес поставил на стол лоток и снял крышку. В воздухе распространился аромат красного вина и пряных трав.

– Чечевичный салат с бальзамическим соусом. – Он порылся в наплечной сумке: – Где-то еще должен быть свежий хлебушек…

Глаза коллег внезапно округлились, об обеде все мгновенно забыли.

– По Баптисту.

Ханнес все еще искал бутербродную коробку, а названное им имя уже грозило всем неприятностями. По лицам коллег можно было понять, что это последнее слово, которое они хотели бы сейчас услышать.