Подставные люди - [42]

Ванда выругалась по-немецки. Получилось у нее хорошо.

— Вы оба следуете за мной. Если нас не будут пускать в дом, мы все равно войдем, так что держите оружие наготове.

— Не могу сказать, что это тщательно подготовленный план, — бросила Ванда.

Падильо усмехнулся.

— Иной раз полезна и импровизация.

— О Господи, — я открыл дверцу. — Пошли.

К двери, слева от окна, вели три деревянные ступени. Падильо поднялся по ним первым, я — за ним, покачиваясь и обнимая Ванду, которая прижимала сумочку к груди. Одна рука пряталась в сумочке, возможно, с пальцем на спусковом крючке «вальтера РРК».

Падильо оперся левой рукой о косяк двери. Правой постучал. Не получив ответа, забарабанил по двери со всей силой. По-испански потребовал, чтобы чокнутые козлы открыли дверь.

Слова его услышали. Дверь приотворилась на десять дюймов, в щели появилась голова юноши с аккуратно причесанными черными волосами. Юноша предложил Падильо заткнуться. Падильо тут же прекратил ругаться. Заулыбался, замахал руками, на лице его появилась похотливая улыбка. Несколькими фразами объяснил, что ему требуется — комната для него и двух его приятелей-гринго. Молодой человек пренебрежительно оглядел нас. Я лизнул правое ухо Ванды. Она улыбнулась молодому человеку. Он уже собрался нам отказать, но Падильо помахал перед его носом двадцаткой. Молодой человек вновь оглядел нас, пожал плечами, что-то сказал Падильо по-испански, слов я не разобрал, и кивнул.

Падильо занес ногу, чтобы переступить порог, но молодой человек загородил путь и отошел в сторону, лишь получив двадцать долларов. Вслед за Падильо мы вошли в холл. Справа находилась гостиная, окно которой выходило на Майна-стрит.

— Пройдите туда и подождите, — распорядился молодой человек. — Вас отведут куда надо.

— Долго ждать, приятель? — нетерпеливо спросил Падильо.

— Несколько минут.

— Так, может, мы пока промочим горло?

— За отдельную плату.

— Этот большой глупый толстяк заплатит за все.

Говорили они по-испански, но такой диалог я понимал и без переводчика. И отметил про себя, что он мог бы обойтись без описания моих габаритов. А Падильо повернулся ко мне и проворковал: «Мы сейчас выпьем, не так ли? Но спиртное здесь дорогое».

— Сколько, приятель? — пробасил я.

Молодой человек пожал плечами.

— Десять долларов.

— За десять долларов в этом городе можно купить целую бутылку, — проворчал я, достал из кармана несколько смятых купюр, вытащил десятку.

Падильо взял ее у меня и протянул молодому человеку. Тот сунул ее в задний карман черных джинсов. Их дополняла прозрачная белая нейлоновая рубашка, и сквозь нее мы могли полюбоваться вытатуированной на его безволосой груди свернутой в кольца гремучей змеей. Лет я бы дал ему девятнадцать, и более всего он напоминал мне скорпиона.

Гостиная не поражала размерами. Цветной телевизор, круглый стол с четырьмя стульями, диван. Еще одна дверь вела на кухню. Мы сели за стол.

— Я затею спор с тем, кто придет, — прошептал Падильо. — Потребую, чтобы к нам вновь спустился этот юнец. Когда они вернутся вдвоем, мы их возьмем.

Я кивнул. Ванда не отреагировала. Просто сидела с сумочкой на коленях и смотрела на дверь, словно не понимая, почему не подают чай.

Они пришли, вернее, ворвались в гостиную, стройный юноша с татуировкой на груди и мужчина постарше, коренастый, сурового вида. И тут же разделились: юноша остался у двери, мужчина метнулся к противоположной стене. Мы не шевельнулись, возможно, потому, что их револьверы смотрели на нас. Последовала немая сцена: мы смотрели на них, они — на нас. Юноша в прозрачной рубашке начал что-то говорить, то ли: «Руки на стол», то ли: «Держите их там, где они сейчас», но закончить фразу не успел, потому что Ванда прострелила ему грудь, попала аккурат в головку вытатуированной на ней змеи.

Сурового вида мужчина повернулся к юноше. Успел заметить изумление, отразившееся на его лице, прежде чем оно исказилось гримасой боли и юноша рухнул на пол.

Повернуться к нам мужчине уже не довелось. Потому что Падильо возник рядом с ним и ударил рукояткой пистолета по правой руке мужчины. Револьвер отлетел в сторону. Мужчина вскрикнул, схватился за правую руку и застыл, уставившись на дуло пистолета Падильо, которое отделяли от его носа лишь три дюйма.

Я искоса глянул на лежащего на полу юношу. Черты лица разгладились. Боль сменилась умиротворенностью. Умиротворенностью смерти. Ванда Готар даже не посмотрела на него. Она обозревала дырку в сумочке. Дырка была небольшая, так что она, похоже, раздумывала, чинить сумочку или покупать новую.

— Где они? — спросил Падильо.

— No comprehende[20], — пробормотал мужчина.

Дулом пистолета Падильо задрал подбородок мужчины кверху, так что тому не оставалось ничего другого, как разглядывать потолок, перешел на испанский и в двадцати пяти словах обрисовал мужчине, что с ним будет, если он не скажет правду. Из этих слов я смог перевести лишь несколько, но и они не сулили ничего хорошего.

Мужчина кивнул, вернее, попытался кивнуть, но уперся подбородком в металл.

Падильо убрал пистолет, мужчина опустил голову, бросил короткий взгляд на покойника и заговорил по-английски без малейшего акцента.