Подсолнушек - [6]
Товарищ Морозов грохает кулаком по столу, говорит:
— Товарищи, что ж это такое?.. Надо разобраться…
— Надо! — соглашается с ним тетя Полина. — Ходить в церковь у нас никому не запрещено. Молись — хоть лоб расшиби, но зачем же калечить детей?
Все, сочувствуя Косте, соглашаются с тетей Полей.
— Ты правильно сделал, что приехал, — обращается к Косте дядя Степа. — Мы и Тоню заберем к себе…
Заячья шубка
Витя — скромный, застенчивый мальчик. «Такой воды не замутит, мухи не обидит», — говорили о нем соседи. Когда ребятишки устраивали на пустыре шумные игры, Витя стоял в стороне и наблюдал. Мальчишки, войдя в азарт, налетали друг на дружку, падали, вскакивали, снова падали. После игр, прихрамывая, потирали синяки и шишки, сокрушенно рассматривали вдребезги разбитые ботинки. У Вити не было синяков и шишек и ботинки не просили каши, а ноги не болели.
Ребята удивлялись:
— Почему ты с нами никогда не играешь?
— Не хочу, — говорил Витя.
И так всегда. Бывало, пойдет с ватагой ребят на речку, но не купается, сидит на берегу возле камня, смотрит, как плескаются и плавают другие.
— Витька, иди поплаваем! — приглашают ребята.
— Он плавает по-топориному! — насмешливо отвечает за него Федя Смоляной.
Витя не любил языкастого Федю и делал вид, что не обращает внимания на его насмешки.
…Зимой мальчишки устроили катание с горы. Пришел и Витя. Одет он был в валенки, полушубок и мохнатую шапку-папаху.
Он стоял на вершине холма, наблюдая за малышами, как те усаживались на большие санки. Вот они оттолкнулись, с визгом и веселым хохотом покатились вниз. Другая группа ребят, похожая на муравьев, внизу строила снежную крепость. Возле них, растопырив крылья, стоял старый ветряк. С вершины горы деревья, амбары и даже школа казались маленькими, картинно-игрушечными.
Витя хотел идти домой, но увидел Федю Смоляного. Щеки у него горели. Как видно, мороз и ветер были ему — нипочем. Тяжело дыша, он вез в гору пустые санки. Ему помогала девочка в серой заячьей шубке.
Гора была высокая, крутая, редко кому удавалось благополучно спуститься к реке.
Федя сел верхом на санки, рядом пристроилась заячья шубка, и они поехали.
Не проехав и двадцати метров, Федя зарылся головой в снег.
Витя стал смеяться:
— Эх ты, горе-катальщик!
— А ты… сам… попробуй! — отряхиваясь от снега, ответил Федя. — Стоишь… смотришь!
Стайка ребят загалдела:
— Он всегда так…
— Глядит на других, а чтобы самому — трусит!
Заячья шубка серьезно посмотрела на Витю:
— А, может, не трусит?.. Хочешь прокатимся вместе?
Лучше всего было повернуться и уйти, но Витя вдруг запальчиво крикнул:
— А вот возьму и поеду! Сам, без тебя!..
— Ты… поедешь? — удивилась девочка.
— А вот и поеду! — повторил Витя.
Он спохватился, что сболтнул лишнее, но отступать было поздно.
Витя посмотрел на стоящий внизу ветряк, на речку, зажмурился. Он помнит, что лег плашмя на чьи-то санки, закрыл глаза, полетел в пропасть.
Санки встряхивало. Они прыгали, как лягушка. С невероятной скоростью навстречу бежали хаты, речка и мельница. Ветер мертвой хваткой вцепился в воротник, яростно трепал его и дергал, точно хотел оторвать вместе с сукном. Глаза, кроме белесой пелены, ничего не различали.
Половину горы Витя проехал благополучно. Потом — хлоп! — санки вывернулись, покатили порожняком. Витя на животе заскользил следом. Некоторое время рядом бежала оброненная с головы шапка и… отстала. Витя ехал на спине, на животе, по-заячьи кувыркался через голову. Ему казалось, что спуск с проклятой горы никогда не кончится.
Он видел вращавшийся горизонт, стоявшее боком небо. Вершина бугра, как бы тронувшись с места, бежала рядом, то с правой, то с левой стороны.
Витя докатился до ветряка: дальше катиться было некуда. Он встал на ноги, ощупал руки, ноги, голову. Все было цело.
Витя с трудом выдохнул:
— Фу-у-х!.. Чуть сердце не оторвалось!..
Речка, горизонт и ветряк стали на прежнее место. Над головой пролетела ворона. Летела она низко, лениво махая крыльями. Витя видел вытянутую шею птицы, плотно прижатые к брюшку лапы и распущенный веером хвост.
«Кар!» — точно поздравляя Витю с полетом, каркнула ворона.
Только теперь его догнала отставшая шапка. Витя отряхнул ее от снега, надел на голову.
Он увидел, как с вершины бугра оторвался серый комочек и быстро скользил вниз. Витя узнал девочку в заячьей шубке. Как он ненавидел, как презирал ее! Ведь из-за нее он потерял шапку и с позором катился до речки! Теперь он хотел, чтоб и она в своей шубке кувыркалась через голову…
Однако этого не случилось. Он едва успел отпрянуть в сугроб, когда санки с шубкой, мелькнув, промчались мимо.
Витя успел рассмотреть на руках девочки красные вязаные перчатки и развеваемый по ветру, выбившийся из-под платка белокурый хохолок. Он как бы дразнил, издевался, посмеивался. Витя был напуган и огорчен, но отчаянная смелость девочки так на него подействовала, что он, поборов испуг, снова стал карабкаться на гору.
— Смеется?! — упрямо твердил он. — Ладно…
И вот Витя снова на вершине бугра. Ребята молчат. Он плашмя ложится на санки, закрывает глаза и в эту минуту на своем плече чувствует чью-то руку. Прикосновение руки было осторожным, еле ощутимым. Витя узнает руку: это девочка в заячьей шубке.
