Подрядчик - [10]

— Тихо, братцы, тихо! — развел я в стороны руки, цепляя носком ботинка нижнюю полочку журнального столика. — Сейчас я достану лопатник, отдам его вам, и тихо уйду — договорились?

Громила подался вперед, стрелок тоже расслабился — давление ствола шпалера на затылок уменьшилось. Замерев на мгновение, еще раз просчитав в голове ситуацию, я поддел носком столик и зафутболил его в Фиму. Зазвенела, падая на пол посуда. Рука же, действуя независимо от головы, достала из-за пояса ствол, и я, не разворачиваясь, через плечо, наугад, выпустил четыре маслины. Голова взорвалась острой болью, в ушах зазвенело. Еще бы! Бабахнуть прямо у себя над ухом! Я не услышал — почувствовал — удар тела об пол. Хотя… какого там тела — полмешка картошки.

Столешница, ударившись об лоб жулика, раскололась пополам. Фима, слегка ошарашенный напором, уже начал подниматься с кресла, протягивая ко мне свои огроменные ручищи. Вот это оружие пострашнее пистолета! Мгновенно сменив линию прицела, я еще дважды нажал на спуск. Но громила не остановился — лишь глаза его стали шире и круглее. Последний выстрел ушел в потолок — бандит налетел на меня и сбил вместе с креслом на пол. Вот, кажись, мне и хана…

Закрыв глаза, я приготовился к удару чудовищной лапищи, от которого, собственно, та самая хана мне и настанет. Кровь пульсировала в висках с такой силой, что вены, казалось, взорвутся. Стук… стук… стук… я ждал удара, но его так и не последовало. Набравшись смелости, я открыл глаза. По очереди. Сначала один, потом другой.

Тело громилы лежало, свесившись с перевернутого кресла. Из двух отверстий на спине толчками вытекала кровь. Ай да я! Уперевшись рукой в пол, угодив во что-то липкое, я поднялся на колени. Второй бандит лежал рядом. Вместо его правого глаза зияла огромная дыра.

— Твою ж мать, — прохрипел я. — Вот уж на самом деле — дуракам везет.

Однако, можно было спорить на что угодно — какой-нибудь добропорядочный товарищ вспомнил о своем гражданском долге после первого же выстрела, и уже позвонил куда следует. Да, до ближайшего отделения милиции километров пять, но, опять же, в восемьдесят восьмом году на улицах в час ночи еще не было пробок! Надо тикать.

Пистолет отлетел пес знает куда, искать его слишком долго. Но пачка банкнот валялась на самом видном месте. Подобрав ее, я схватил первое, что попалось под руку, а это оказался видеомагнитофон, и метнул снаряд в окно. Пластиковая коробка разнесла стекло вдребезги, но звона, кроме того, что и так засел у меня в голове, я не услышал. Разбежавшись, я запрыгнул на подоконник. Ох… кажется, первый этаж, но, один черт, высоко. И, признаться, сыкотно.

Волгарь таксиста как раз вспыхнул фарами и начал пятиться, разворачиваясь. Времени думать не оставалось, и я оттолкнулся ногами от подоконника. Приземлившись, не удержавшись на ногах, перекатившись через спину, я вспомнил выражение «земля пухом». Нифига она не пухом! Твердая, как сталь!

На дорогу я выскочил как раз перед капотом ГАЗа. Была бы у Николая хоть капля соображаловки — он бы снес меня, и самый гуманный суд в мире оправдал бы таксиста — к гадалке не ходи. Как раз с мозгами, похоже, у шофера был серьезный напряг. Или же кишка оказалась тонка. Но, чего уж говорить — меня не особо расстроило, что хромированный бампер лишь чуть коснулся моих штанин, а не снес мою голову. Похлопав по капоту, оставив на желтой краске красный отпечаток своей пятерни, я запрыгнул в салон. Водила испуганно вжал голову в плечи, и попытался слиться воедино со своим креслом. Не вышло.

— Чего смотришь, придурок? — рыкнул я. — Дави гашетку.

Тот попытался что-то сказать, но удалось лишь несколько раз беззвучно открыть и закрыть рот. Прямо, как рыба! Оставив бесплодные попытки, Коля лихорадочно закрутил головой.

— Что нет? — я схватил водилу за отворот куртки. — Слышь, мудила… ты знаешь, кто я? Агент Эрик Картман, ЦРУ. Догоняешь? Или ты жмешь педаль, или твоя телка с во-от та-акенной задницей получит тебя по почте… в разных посылках. А твою башку тебе же в задницу я хоть сейчас засуну. Ну?

Повторять не пришлось. Николай даже не стал тратить время, чтобы кивнуть головой — просто утопил гашетку до пола. Волга, едва не встав на дыбы, завизжала резиной, испаряя протектор, и сорвалась с места, снеся углом бампера урну. Я успел обернуться напоследок — дом, где еще пятнадцать минут назад горело всего два окна, превратился в подобие новогодней елки — теперь всего пара окон не горело. И почти в каждом темнел силуэт добропорядочного советского гражданина.

— Куда!

Я еле успел перехватить руль и вывернуть его в другую сторону — балбес-таксист собирался выехать на проспект, где по стенам домов уже гуляли красно-синие сполохи ментовских мигалок. Нырнув в арку дома, Волга выехала на набережную, и покатила, пусть по убитой, но совершенно пустой дороге. Водила вцепился в баранку и лихорадочно орудовал ею, объезжая колдобины.

Перед старой плотиной… хотя, какой, к черту старой? Так она будет называться только в конце девяностых! Я похлопал таксера по плечу, показывая остановиться. ГАЗ скрипнул тормозами, и замер перед бревенчатым настилом моста.