Подружка – кровь с молоком - [20]

Голова Сильвании откинулась на другую сторону, а на щеке обозначился лёгкий красноватый отпечаток руки Даки. Но во всём остальном Сильвания оставалась такой же безжизненной, как и прежде.

– Сильвания, очнись! Сейчас же! Иначе я с тобой больше не разговариваю! – кричала Дака, тряся сестру за плечо. Если бы она хоть что-то могла сделать! В этот момент Дака ничего не хотела так сильно, как вернуть себе сестру. Она готова была сейчас делить с ней не только комнату, но и постель. Она бы одолжила ей пиявку Карлхайнца поласкаться. Она бы даже читала вместе с ней журналы для девочек и любовные романы. Она бы… просто всё сделала для своей сестры. Дака в отчаянии запустила обе пятерни себе в волосы. И тут почувствовала на своём плече чью-то руку.

Госпожа Реннеберг присела рядом с Дакой на корточки и сказала:

– Она наверняка всего лишь упала в обморок. Лучше всего будет поднять ей ноги повыше.

– Мой дедушка всегда подносит бабушке под нос нюхательную соль при обмороке, – пискнула Салли из первого ряда ротозеев.

И тут словно молния пронзила Даку. Разумеется! Она могла помочь своей сестре! Не такой человеческой ерундой, как нюхательная соль, – для полувампиров требуется более сильное средство. Дака попыталась вспомнить, чему её учили на занятиях по оказанию первой помощи: «В случае приступа слабости провести родной землёй прямо по слизистой оболочке». Одним движением Дака стянула с ноги кроссовку и носок. Потом выковырнула из промежутка между пальцев крошку грязи и сунула её в ноздрю своей обморочной сестры. Вскоре та открыла глаза и озадаченно уставилась на Даку.

– Бэ-э-э, какая гадость! – воскликнула Салли.

Некоторые ротозеи начали давиться, делая рвотные движения.

Госпожа Реннеберг стояла раскрыв рот.

Хелене Штайнбрюк заинтересованно вытянула шею.

Сильвания втянула крошку грязи в нос и отдышалась. Растерянное выражение постепенно исчезало из её глаз.

– Моя голова, – простонала она. – Где это я?

– Ты в безопасности, – сказала госпожа Реннеберг и кивнула так, что её конский хвост закачался.

Сильвания шепнула своей сестре:

– Почему я лежу у бревна и почему все здесь собрались и таращатся на меня?

– Ну, да… то есть… лучше всего я объясню тебе это потом, дома, – сказала Дака.

– Скажи мне только одно: это было сильно позорно?

Дака быстро отвела глаза:

– Не. Нормально позорно.

Загадочный случай

Лучи послеполуденного солнца косо падали на окно гостиной дома № 21. Окно было приоткрыто. Дирк ван Комбаст сидел со своим ноутбуком за большим стеклянным столом у окна. На столе стоял его ужин: стакан пахты и хлеб с мягким сыром.

Тонкие пальцы привычно сновали по клавиатуре. Дирк ван Комбаст отчитался по нескольким заключённым договорам и встречам с врачами, которые заказывали у него лекарства. Потом он открыл папку с названием «Личное». Откусив хлеба с сыром и отхлебнув пахты, мужчина промокнул рот белой салфеткой в розовый цветочек. Ему пришлось прокручивать несколько внутренних папок, пока он не дошёл до папки «Семья Т./№ 23». Он открыл таблицу. Колонки в этой таблице были такие: Дата/время; Место; Субъект; Описание субъекта; Действие; Отзыв; Примечания.

Дирк ван Комбаст пробежал глазами строки, постукивая себя при этом по губам указательным пальцем. Потом приписал внизу таблицы: Особенно подозрительно у субъекта М.Т., равно как и у субъектов Д.Т. + С.Т. (субъект Э.Т. пока неясен): бледная, чуть ли не прозрачная кожа; землистый запах, перебиваемый запахом крема от солнца; органная музыка из подвала; ночная актив…

– Уж не пишешь ли ты мне тайком любовное письмо?

Дирк ван Комбаст вздрогнул. Соня, темпераментная медсестра доктора Рёхеля, обняла его сзади обеими руками. А он-то совсем забыл, что она ещё в квартире.

– «Особенно подозрительно», – прочитала Соня. – А это ещё что такое? Играешь в сыщика-любителя или что-то в этом роде?

– Нет, – прошипел Дирк ван Комбаст и быстро закрыл окошко с таблицей, пока Соня не успела прочитать остальное. Он знал, что медсестра подняла бы его на смех, скажи он ей правду и выдай свою тайну.

Дирк ван Комбаст ещё очень хорошо помнил, как высмеивали его мать. Ирене ван Комбаст была самой красивой женщиной, какую только знал Дирк. Ни у кого не было таких чудесных светлых волос, таких мягких ладоней и таких тёплых глаз, как у его матери. В детстве она казалась ему ангелом. В школе Дирка дразнили маменькиным сынком, но ему это было безразлично. У Дирка, правда, был и отец, рослый, предприимчивый сорвиголова, но Дирк не интересовался его приключениями. Он предпочитал сидеть дома с мамой, ездил с ней за покупками или грелся у неё под боком на диване.

Но однажды пасмурным ноябрьским днём случилось нечто такое, что круто изменило жизнь Ирене и всей её семьи. Дирк уже пару месяцев ходил в двенадцатый класс. Когда он вернулся из школы домой, то застал свою обычно такую красивую мать на кухне в странном виде: с растрёпанными волосами, в истерзанной одежде и с вызывающим ужас пустым взглядом. Дирк попытался разговорить её, позвал отца, тот вызвал врача – но Ирене ван Комбаст не произносила ни слова и молчала целый месяц.

Один врач диагностировал шок, другой – травму, а третий – паралич голосовых связок. Приезжала полиция и опрашивала соседей. Один сосед видел, как Ирене ван Комбаст в тот ноябрьский день уходила в лес, второй видел её на крыше церковной колокольни, а третий – в собачьей парикмахерской (хотя собаки у ван Комбастов вовсе не было).