Подруга игрока - [2]

— Полагаю, подобно тебе, он неравнодушен к выигрышу.

Мистер Гастингс рассмеялся.

— Неравнодушен настолько, что идет на риск быть пойманным за руку, разоблаченным, выдворенным отсюда и выброшенным из общества?

— Вероятно, ему приходится тратиться на свою новую пассию, миссис Бакслей, — ответил Феликс, губы которого были вымазаны лимонным кремом.

— Никогда не слышал о ней.

— Чрезвычайно милое создание и невероятно дорогое.

— Эта характеристика подходит поистине ко всем моим знакомым дамам.

— Она без ума от фараона. Неужели ты не встречался с ней?

— Я в фараон не играю. Там надо сдавать в банк половину выигрыша, а это противоречит моим принципам.

— Она как раз сейчас играет в фараон, можешь взглянуть на нее, если хочешь.

— Ты думаешь, Эверард притащил ее сюда?

— Полагаю, что он не смог удержать ее. Совсем недавно прибыв из сельской местности, эта леди с такой стремительностью приобретает лондонские пороки, что ее можно принять за урожденную столичную даму.

Размышляя над этой информацией, мистер Гастингс уничтожал выставленный на столе провиант. Отпробовав кусок кожи, закамуфлированный под ростбиф, он тут же отставил тарелку.

— Умоляю тебя, Феликс, скажи мне, как ты ухитряешься питаться таким фуражом?

— У тебя слишком тонкий вкус, — пояснил Феликс, проглатывая пищу. По его восторженному урчанию было ясно, что он считает стол миссис Стаут восхитительным.

— Не задерживайся особо на пирожных, — сказал мистер Гастингс. — Нас ждут в игорном кабинете.

— Ты же знаешь, я о картах невысокого мнения, — ответил Феликс, запив пирожное вином. — Ограничиваюсь простейшими играми. Такие, где риск зависит от мастерства, мне не по нраву.

Он слизал крошки с пальцев.

— А тебе и не обязательно любить карты. Достаточно того, что их люблю я. Я намерен поймать Эверарда за руку и разоблачить его. Для этого мне необходим свидетель. Счастливый выбор пал на тебя.

— Черт, — воскликнул встревоженный Феликс, — я весьма признателен тебе, но если уж мне суждено преждевременно расстаться с жизнью, я предпочел бы умереть от обжорства, чем погибнуть от руки Эверарда.

— Ты разочаровываешь меня, Феликс. Вот уж никак бы не подумал, что чье-то умение отлично стрелять может превратить тебя в тупицу.

— Он сроднился с пистолетом, как ты — с колодой карт; впрочем, если ты намерен бросить ему в лицо обвинение в шулерстве, то убедишься в этом на собственной шкуре, поскольку он вызовет тебя на дуэль.

Мистер Гастингс улыбнулся.

— Отнюдь, если у меня будет свидетель, — сказал он, указав пальцем на Феликса.

— Да будь у тебя хоть сотня свидетелей, все равно он станет отрицать твои обвинения. Ему обычно удается доказать свою правоту весьма убедительным аргументом — меткой пулей.

Обхватив приятеля за плечи, мистер Гастингс азартно прошептал:

— Ну подумай же, Феликс.

И театральным жестом показал куда-то вдаль.

— Подумай, какое приключение. Нам придется приложить немало усилий, чтобы разоблачить подлый трюк и вывести мошенника на чистую воду. Вот где проверка интеллекта! Разве не чудесная перспектива? Неужели тебя не прельщает столь благородное дело?

— Разумеется, звучит соблазнительно, однако меня нисколько не прельщает перспектива погибнуть, а это неминуемо, если перейти дорожку Эверарду.

— Клянусь, он не застрелит тебя. Если уж кого и застрелит, то меня.

— Я не расположен видеть тебя убитым, Гастингс. Возможно, ты думаешь иначе, поскольку я должен тебе кругленькую сумму, и в случае твоей смерти буду освобожден от ее уплаты. Но не такой уж я подонок, чтобы желать этого.

— Я тронут твоей преданностью, Феликс. Ей-богу, если ты продолжишь в том же духе, я разрыдаюсь.

— Ехидничай на здоровье, но я склонен считать тебя добрым малым, — разумеется, когда тебя не одолевают скука и беспокойство, — всегда готовым ссудить приятелю немного наличных. Твоя кончина надолго лишит меня аппетита.

— Если преданность твоя не наигранна, ты позаботишься о том, чтобы мне не прострелили башку. Пойдешь со мной, чтобы предостерегать меня от несдержанности.

Феликс к тому времени уже разделался с лимонным пирожным, а заодно и с пригоршней вяленых фруктов и глазированных орехов. Блюда на столе уже были достаточно подчищены, а смена пока не подоспела. Поскольку есть больше было нечего, Феликс пожал плечами:

— Ладно уж, только поклянись, что не станешь драться с Эверардом на дуэли.

— Чтобы доставить тебе удовольствие, драгоценный друг мой, даю самую торжественную клятву. Ничто — ни угроза смерти на дыбе или в кипящем масле, ни угроза сесть за вист с моей матушкой — не заставит меня драться с этим типом. Вот тебе мое слово.

Он протянул руку, и они обменялись рукопожатием в знак договоренности.

— У меня отлегло от сердца, — произнес Феликс со вздохом. — Я боялся, что ты вздумаешь привлечь меня в секунданты, а это, ей же богу, выше моих сил. Подобные вещи вызывают у меня такое расстройство пищеварения, что я едва могу переварить тарелку овсяной каши.

В доказательство он деликатно рыгнул, прикрыв рот пальцами.

По пути к игровому кабинету джентльмены задержались возле стола, где играли в фараон. Указав глазами даму, которая азартно склонилась над столом, чтобы получше рассмотреть расклад карт в фараоне, Феликс дал понять Гастингсу, что это и есть миссис Бакслей. Поза ее позволяла увидеть пышную розовую грудь, которую мило подчеркивали черные кружева и гранатовые ожерелья. Мистер Гастингс не узнал ни груди, ни лица с ямочками, которое прилагалось к ней, но остался доволен и тем и другим. Еще большее восхищение вызывало то, с каким азартом эта дама делала ставки. Она понтировала все на шестерку пик. Карты сбросили, и леди проиграла. Тем не менее она ни на секунду не смешалась и вновь сделала столь же высокую ставку. Гастингсу стало ясно, что будучи человеком слабохарактерным, Эверард испытывал искушение жульничать в карточной игре, чтобы освобождать от растрат столь очаровательную, напористую и безрассудную фемину.